Изображения страниц
PDF
EPUB

къ лучшимъ и оригинальнѣйшимъ его произведеніямъ. Здѣсь мы не можемъ не упомянуть о просвѣщенномъ и благодѣтельномъ покрови~ тельствѣ, которымъ наше правительство всегда ободряло сатиру: оне допустило къ представленію и Недоросля, и Ябеду, в Горе оть Ума, и Ревизора. И наше общество было достойно своего правительства; за исключеніемъ второй изъ этихъ комедій, слабой по выполненію, всѣ другія въ короткое время сдѣлались народнымя драматическими

пьесами..

На чемъ основаны доказательства противниковъ и почитателей Гоголя, что его произведенія оскорбительны для русскаго имени,? На томъ только - и больше ни на чемъ что, читая ихъ, каждый убѣдится, что въ Россіи нѣтъ порядочныхъ людей. Мы вполнѣ согласны, что точно найдется не мало людей, способныхъ вывести изъ со чиненій Гоголя такое оригинальное слѣдствіе; но гдѣ же нѣтъ такихъ простодушныхъ читателей, которые далѣе буквальнаго смысла книги ничего въ ней не видятъ, и неужели по нимъ должно судить о всей русской публикѣ, и только соображаясь съ ихъ ограниченностію должна дѣйствовать литература? Напротивъ, намъ кажется, о нихъ она всего менѣе должна заботиться. Есть люди, для которыхъ литература и наука, просвѣщеніе и образованіе дѣйствительно только вредны, а не полезны, потому-что сбиваютъ ихъ съ послѣдняго остатка здраваго смысла, скупо удѣленнаго имъ природою: неужели же для нихъ уничтожить литературу и науку, просвѣщеніе и образованіе? Подобное предположеніе нелѣпо уже по одному тому, что такіе люди находятся въ рѣшительномъ меньшинствѣ, и что литература и наука оказываютъ благодѣтельное вліяніе не на однѣ избранныя натуры, но на всю массу общества. Намъ скажутъ, что не одни ограниченные люди видятъ въ сочиненіяхъ Гоголя оскорбленіе русскому обществу. Положимъ такъ; но мнѣніе-то это, кому бы ни принадлежало оно, всегда будетъ ограниченнымъ. Писатель выведетъ въ повѣсти пьяницу, а читатель скажетъ: можно ли такъ позорить Россію? будто въ ней все одни пьяницы? Положимъ, этотъ читатель умный, даже очень умный человѣкъ; да слѣдствіе-то, которое онъ вывелъ изъ повѣсти, нелѣпо. Намъ скажутъ, что искусство обобщаетъ частныя явленія, и что оно уже не искусство, если представляетъ явленія случайныя. Правда; но вѣдь общество, и особливо народъ, заключаютъ въ себѣ множество сторонъ, которыя не только повѣсть, цѣлая литература никогда не исчерпаетъ. Критикъ Москвитянина особенно обидѣлся повѣстью: Деревня. «Въ ней (говоритъ онъ) собрано и пр«ко выставлено все, что можно было найти въ нравахъ крестьянъ «грубаго, оскорбительнаго и жестокаго. Но поражаютъ не частности, <а глубокая безчувственность и совершенное отсутствіе нравственна

что

«го смысла въ цѣломъ быту. Ни состраданія, ни раскаянія, ни сты«да, ни страха, ни даже животной привязанности между единокров ёными, авторъ ничего не нашелъ въ русской деревнѣ. Можетъ быть, «вы подумаете, что она представляется ему въ томъ состояніи пер«вобытной дикости, которое, по мнѣнію нѣкоторыхъ, предшествует «пробужденію нравственнаго сознанія и слѣдовательно допускаетъ «развитіе; но вы ошибетесь; въ сквернословін крестьянъ авторъ под«слушалъ какую-то пронію надъ попраннымъ чувствомъ, признакъ «не дикости, а растлѣнія; вмена отца, матери, слова молитвы произ«носятся безпрестанно, но безотзывно; ими играютъ безъ содраганія; «они какъ будто выдуманы для другихъ людей, а не для жалкаго «племени, утратившаго всякое подобіе съ человѣкомъ». У! какъ сильно! Только справедливо ли? Содержаніе повѣсти : Деревня, состоитъ въ томъ, что бѣдную загнанную сиротку, по проискамъ плута-старосты, господа выдали замужъ за негодяя, въ дурную семью. Что же, критикъ Москвитянина думаетъ, что въ деревняхъ нѣтъ негодяевъ, нѣтъ турныхъ семействъ? Или онъ думаетъ, что изобразить негодяя или дурное семейство, значитъ - доказать, что въ русскихъ деревняхъ все негодяи и дурныя семейства? Надо согласиться, нашъ критикъ очень щедръ въ раздачѣ другимъ разныхъ дурныхъ целей и намѣреній; но къ счастію, вовсе не впопадъ. Въ повѣсти : Деревня, г. Григоровичъ изобразилъ деревню именно въ томъ видѣ, какъ это говоритъ критикъ Москвитянина, хотя и не съ тою цѣлію, не съ тою мыслію, которыя онъ такъ великодушно ему приписываетъ. Въ нравахъ этой Деревни дѣйствительно только грубое и жестокое и нѣтъ даже «животной привязанности между единокровными». Но вотъ тотъ же самый г. Григоровичъ, который написалъ Деревню, предлагаетъ читателямъ, въ этой книжкѣ Современника, новую свою повѣсть, въ которой на сценѣ опять деревня и которой герой Русскій крестьянинъ, но уже вовсе не въ родѣ мужа Акулины, а человѣкъ добрый, который, посвоему, нѣжно, человѣчески любить своего племянника, свою жену и обращается съ ними почеловѣчески. Слѣдуетъ ли же изъ этого, что г. Григоровичъ видитъ въ русской деревне только ликость и звѣрство въ семейныхъ отношеніяхъ? Нѣтъ, изъ этого слѣдуетъ совсѣмъ другое, а именно то, что въ одной повести онъ взялъ одну сторону деревни, а въ другой другую. Вы сами сказали, что въ первой повѣсти онъ выставилъ все грубое, оскорбительное и жестокое, что можно было найти въ нравахъ крестьянъ. Если это можно было найти, значитъ это не выдумано, а взято изъ дѣйствительности, значить, это истина, a не клевета. Послѣдней тутъ нельзя искать, послѣ вашихъ собственныхъ словъ; а въ вашемъ усилін навязать г. Григоровичу дурныя цели и намѣренія мы искать

ее не станем..... Какое вы имѣете право требовать отъ автора, чтобы онъ замѣчалъ и изображалъ не ту сторону дѣйствительности, которая сама мечется ему въ глаза, которую онъ узналъ, изучилъ, ту, которая васъ занимаетъ? Вы вправѣ только требовать, чтобы онъ не выдумывалъ, былъ вѣренъ изображаемой имъ дѣйствительности; а все, что есть и бываетъ, принадлежитъ ему, равно какъ и выборъ изо всего этого. Въ Журналѣ Министерства Внутренних Дѣль есть слѣдующее статистическое извѣстіе касательно смертности въ Россіи : «Кромѣ разницы въ численности (погибшихъ въ дра«кахъ) есть еще то различіе между мущинами, женщинами и дѣтьми, «что первые почти всѣ погибли въ обоюдныхъ ссорахъ и побоищахъ, «часто вслѣдствіе собственной же задорливости при слабосилів; изъ «послѣднихъ, женщины преимущественно были жертвами супружес«кихъ неудовольствій и исправительныхъ или наставительныхъ мѣръ «супруговъ, кромѣ немногихъ случаевъ, гдѣ и онѣ рали, ратобор«ствуя, даже иногда съ подобными же себѣ женщинами; а дати ли «шались жизни болѣе всего отъ неумѣреннаго наказанія ихъ, что на«зывается чѣмъ попало, за шалости или проступки. Всѣ эти случан «не составляютъ убійствъ преднамѣренныхъ, и не могутъ быть не «причтены къ смертности отъ неосторожности. Въ Тверской губер«ніи, непримѣръ, одинъ крестьянинъ, желая наказать жену за что-то, «убилъ ударомъ руки бывшаго у ней на груди ребенка: что это, какъ «не неосторожность? Весьма похожая на эту смерть постигла одного «шестнадцатимѣсячнаго ребенка въ Полтавской губерніи; а въ Кур«ской случилось точь-вточь подобное происшествіе». Такого рода Оффиціяльное извѣстіе можетъ быть до нѣкоторой степени указателемъ правовъ престого народа. Что случается часто или не рѣдко, то не есть явленіе случайное, исключительное и можетъ служить матеріЯломъ дая художественнаго произведенія, но отнюдь не можетъ быть принято за всеобщее явленіе, исключающее всѣ противоположныя, и служить позоромъ обществу или народу. Такъ, напримѣръ, всѣмъ извѣстно, что, кромѣ Россіи, нигдѣ нѣтъ обыкновенія париться въ жаркой банѣ, слѣдовательно, нигдѣ же, кромѣ Россіи, не можетъ быть и примѣровъ смерти отъ запариванія. Но слѣдуетъ ли скрывать такіе факты изъ боязни какого-то нареканія на народъ? Это случается въ народѣ, но кто же скажетъ, что весь русскій народъ какъ дорвется до полка, такъ и заварится сейчасъ же? Крайняя степень всякаго зла тѣмъ еще и выносима, что обрушивается всегда на меньшинствѣ, слѣдовательно если и можетъ принадлежать тому или другому обществу, то никогда не можетъ послужить обвиненіемъ всему об

ществу.

Но обратимся исключительно къ критику Москвитянина и раз

беремъ его мнѣніе о Гоголѣ и натуральной школа. «Гоголь (говоритъ онъ) первый деранулъ ввести изображеніе пошлаго въ область ху«дожества». Не правда. Литература наша началась не съ Гололя, а между тѣмъ вменно началась попыткою ввести изображеніе пошлаго въ область художества. Вспомните Кантемира. Съ-такъ-поръ, какъ мы замѣтили это выше, литература наша не оставляла вовсе этого направленія. Въ немъ блистательно отличился Фонвизинъ; оно отравилось во многихъ лучшихъ созданіяхъ Державина. Пушкинъ началъ писать своего (неконченнаго впрочемъ) Арапа Петра Велика30, когда еще вмени Гоголя не появлялось въ печати. При этомъ не изшаетъ вспомнить не только Графа Нулина, всего посвященнаго изображенію пошлости, но Евгенія Онѣгина, въ которомъ изображевіе пошлости играетъ не послѣднюю роль. Гоголь только пошелъ даза всѣхъ въ томъ, что критикъ Москвитянина разумѣетъ подъ выраженіемъ: изображеніе пошлости, и что, по нашему мнѣнію, справедливые называть изображеніемъ дѣйствительности какъ она есть, по всей ея полнотѣ и истинѣ. Въ этомъ отношенія, Гоголь дѣйствительно сталъ такъ выше всѣхъ другихъ писателей русскихъ, обнаружилъ въ своей манерѣ столько самобытности и оригинальности, что сталъ основателемъ новой литературной школы, хотѣлъ ли онъ этого или нѣтъ - все равно. Но пойдемъ далѣе за нашимъ критикомъ, На то нуженъ былъ его геній. Въ этотъ глухой, безцвѣтный міръ, «безъ грома и безъ потрясеній, неподвижный и ровный, какъ бездон«вое болото, медленно и безвозвратно втягивающее въ себя все жи«вое и свежее, въ этотъ мірь, высокопоэтическій самымъ отсутвствіемъ всего идвальнаго (?), онъ первый опустился какъ рудокопъ, «почуявшій подъ землею еще нетронутую силу. Съ его стороны это было не одно, счастливое внушеніе художественнаго инстинкта, но «сознательный подвигъ цѣлой жизни, выраженіе личной потребноасти внутреннего очищенія. Подъ изображеніемъ дѣйствительности, «поразительно истивнымъ, скрывалась душевная, скорбная испосердь. Отъ этого произошла односторонность его послѣднихъ про«изведеній, которыхъ однако нельзя назвать односторонними (1), «именно потому, что вмѣстѣ съ содержаніемъ художникъ передаетъ «свою мысль, своє побужденіе (?!...). Оно такъ необходимо для пол«воты впечатлѣнія, такъ нераздѣльно съ художественнымъ достоин«ствомъ его произведеній, что литературный подвигъ Гоголя только въ этомъ смыслѣ и могъ совершиться (???...). Ни страсть къ наблюденіямъ, на благородное негодованіе на пороки и вообще никакое «побужденіе, какъ бы съ виду оно на было безкорыстно, но допу«скающее въ душѣ художника чувство личнаго превосходства, не дало бы на него ни права, ни силъ (??). Нужно было породниться

«душою съ тою жизнію и съ тѣми людьми, отъ которыхъ отворачи«ваются съ презрѣніемъ, нужно было почувствовать въ себѣ самомъ «ихъ слабости, пороки и пошлость, чтобы въ нихъ же почувство«вать присутствіе человѣческаго. Кто съ этимъ не согласенъ, или «кто иначе понимаетъ внутренній смыслъ произведеній Гоголя, съ «тѣмъ мы не можемъ спорить это одинъ изъ тѣхъ вопросовъ, ко «торые рѣшаются безъ аппеляцій въ глубинѣ сознанія».

-

Мы и не споримъ, потому-что спорить можно только противъ того, съ чѣмъ бываешь не согласенъ, но что, въ то же время, хорошо понимаешь; а въ этой выпискѣ, признаемся, мы почти ничего не поняли. Почему міръ, изображенный Гоголемъ, высоко-поэтиченъ самымъ отсутствіемъ всего идеальнаго? Почему послѣднія произведепід Гоголя односторонни, однакожь ихъ не позволяется называть односторонними, на томъ основаніи, что вмѣстѣ съ содержаніемъ художникъ передаетъ свою мысль, свое побужденіе? Воля ваша темно что-то, мистицизмомъ отзывается! Ничего не понимаемъ! Что значить «вмѣстѣ съ содержаніемъ передавать свою мысль»? Да въ искусствѣ иначе мысль и не передается, какъ черезъ содержаніе и форму; это дѣлали всѣ художники и до Гоголя и будутъ дѣлать послѣ него, потому-что въ этомъ сущность искусства. Почему Гоголь открылъ міръ пошлости не вслѣдствіе своей художнической натуры, своего художническаго призванія, а вслѣдствіе «личной потребности внутренняго очищенія»? Да это пахнетъ умилительною средневѣковскою легендою, чѣмъ-то въ родѣ баллады Двѣнадцать спящихъ Деѕ!... Еще разъ ничего не понимаемъ! И потому, оставивъ въ понов этотъ великолѣпный наборъ громкихъ словъ и таинственныхъ Фразъ, перейдемъ къ натуральной школѣ, которая, въ глазахъ нашего критика, безъ вины виновата передъ Гоголемъ тѣмъ, что пошла по пути, который онъ ей самъ указалъ.

[ocr errors]

Первая ся вина та, что она переняла у Гоголя только его односторонность, т. е. взяла у него одно содержаніе, изъ чего неоспоримо слѣдуетъ, что односторонность есть содержаніе, а содержаніе есть односторонность. Но пусть будетъ такъ. Вторая вина ея та, что она подражаетъ Гоголю во всемъ, даже въ опредѣленів людей по бородавка на носу, по цвѣту жилета и т. п. Но направленіе натуральная школа заимствовала не у Гоголя, а у новѣйшей Французской литературы, и это направленіе есть -(( «каррикатура и клевета на дѣйствительность, понятая какъ исправительное средство». Затѣмъ слѣдуетъ характеристика новѣйшей французской литературы и ея сравненіе съ ловкимъ прикащикомъ, который, «поддѣлываясь подъ вкусъ публики и соблазняя ее яркими красками, заманиваетъ къ себѣ въ лавку толпу покупателей, отбиваетъ ихъ отъ сосѣднаго продавца

« ПредыдущаяПродолжить »