туры. Знаменательно также, что автор уклонился от сопоставления религиозных представлений русского и западнсевропейского крестьянства от сравнительного анализа сектантского движения в России и другит странах Европы. Оно и понятно, ибо иначе невозможно было представить духовный облик крестьянина в России XIX в. таким примитивным и абсолютно чуждым какому-либо прогрессу.

Кроме религиозной, крестьянство, по мнению авторов, «обладало твердой политической теорией». Она якобы состояла в том, что крестьяне «были убежденными монархистами, непоколебимо верили в справедл вую власть царя» (стр. 266). Доказательству «преданности русскоя крестьянства царю» (стр. 267) в сборнике посвящена статья Д. Кертиса «Крестьянин и армия». Она основана на записях лейтенанта Ф. Грина американского военного атташе, сопровождавшего русскую армию вреско-турецкую войну в 1877—1878 гг. Кертисс правильно показывает. : одной стороны, тяжелое положение солдат, бесчеловечное отношение в ним офицеров, с другой их героизм и самопожертвование. Однако се видит здесь противоречие. Причины этого противоречия Кертисс встр за мемуаристом усматривает в том, что якобы безотчетная вера в царе вела солдат на поле битвы и помогала им сражаться и умирать (стр.1i 119). Автор статьи присоединяется к мнению Ф. Грина о том, что предалность солдат императору объясняется якобы «древней русской традиц ей, по которой царь верный друг народа, а народные страдания вызваны недостойными императорскими чиновниками» (стр. 119). Друг причину он видит в улучшении положения солдат в результате реформы Д. А. Милютина. В целом же «крестьяне в солдатских шинеля не представляли интереса для революционного движения в десятилетия после 1861 года» (стр. 116).

Воена

Прежде всего обратим внимание на несостоятельность этого основно го вывода автора. История показывает, что даже в условиях суровой 17 сциплины и широкого распространения монархических иллюзий сольн не всегда был послушным орудием в руках самодержавия, т. е. его м нархизм был далеко не абсолютным. Об этом говорят факты участи солдат в классовой и революционной борьбе 13.

В сущности, это вынужден признать и автор статьи. Он пишет, что конце XIX в., когда жизнь солдат не была хуже, чем, например, в цел ствование Николая I, солдаты «были значительно менее послушных нежели в более тяжелые для них времена» (стр. 129). Правильно указ» ваются и причины этого воздействие на армию растущего недовольст. а и ширящейся борьбы рабочих, крестьян, интеллигенции. «Новобранцы. — пишет Кертисс, — не могли быть изолированы от сстальной России. Ре бочие — часто крестьяне по происхождению сражались на баррикадо, Крестьяне восставали против помещиков; солдаты, большинство котор были крестьянами душой, не могли не испытывать влияния этих движ: ний». Все это подрывало дисциплину, и в России «кризис императорски армии начался уже к 1905 году» (стр. 132). Из этого признания след тот неизбежный вывод, что к началу XX в. монархизм солдат, а, сле вательно, и крестьян, стал ослабевать, и в армию начали проника революционные настроения. Однако, противореча самому себе, Керти как мы видели, делает обратный вывод.

Не выдерживает критики и подход автора к раскрытию причин у нархических иллюзий крестьянства. Ссылка на существовавшую издав

13 См.

В. Г. Вержбицкий. Революционное движение армин. M.. С. Ф. Найда. Революционное движение в царском флоте (1825—1917 гг.). М.,

ру в добрые намерения царей не только ничего не объясняет, но и созет впечатление, что монархизм черта, присущая именно российско• крестьянству. В действительности дело обстояло иначе. Монархичеие иллюзии крестьянства были выражением неспособности крестьянза самостоятельно осознать свои классовые интересы и задачи и найти авильные пути борьбы за претворение их в жизнь. Иными словами, нархизм был проявлением аполитизма крестьян. Он был присущ в X в. крестьянству повсюду в европейских и других странах. Основой ) было мелкое производство, изолировавшее и разобщавшее крестьянзо. Это было хорошо показано еще К. Марксом на примере французэго крестьянства середины XIX в. и подтверждено на большом колкгном материале в работах историков нашей и других стран. «Парцельные крестьяне, — писал К. Маркс, — составляют громадную ссу, члены которой живут в одинаковых условиях, не вступая, однако, азнообразные отношения друг к другу». Их способ производства изорует их друг от друга, вместо того, чтобы связывать. Поскольку ллионы семей живут в экономических условиях, отличных и вражбно противопоставляемых образу жизни, интересам и образовао других классов, они образуют класс. Поскольку между крестьянасуществует лишь местная связь, поскольку тождество их интересов создает между ними никакой общности, никакой национальной связи, какой политической организации, - они не образуют класса. Очи поэму не способны защищать свои классовые интересы от своего собстіного имени; будь то через посредство парламента или конвента. Они могут представлять себя, их должны представлять другие. «Их предвитель должен вместе с тем являться их господином, стоящим над и авторитетом, неограниченной правительственной властью, защиющей их от других классов и ниспосылающей им свыше дождь и солный свет» 14.

И еще один момент. Приписав крестьянству в России мнимые сперические черты, Д. Кертисс умалчивает о действительном своеобра, которое было в его истории. Мы имеем в виду следующее. Политичея несознательность крестьянства была причиной того, что добиться ржения феодального гнета оно могло лишь под руководством других, олюционных классов. В Западной Европе таким классом была буразия. В России же буржуазия не была революционной ни в XIX, ни ачале XX в. Она всегда шла на компромисс с консервативным двоством в ущерб крестьянству. Тем классом, который возглавил борьбу стьянства за ликвидацию остатков крепостничества, был B России летариат. Об этой важнейшей особенности истории крестьянства в сии авторы сборника не проронили ни слова. Оно и понятно; призь это значит отказаться от идеи об образованном обществе, как гателе исторического прогресса, как той общественной силе, которая ько и была способна бороться за интересы крестьянства. Если три рассмотренных статьи характеризуют образ жизни, вероваи убеждения крестьянства в России и тем самым должны «раскрыть» цифичность и уникальность его культуры, то статья Р. Зельника естьянин и фабрика» как бы имеет своей целью показать эту униьность в действии. Статья посвящена доказательству «дефисной роды русского крестьянина - рабочего», раскрытию «аграрно-индунального дуализма», что означало сохранение русскими рабочими стоянных связей с деревней, неспособность их приобщиться к городй жизни» (стр. 158).

14 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 8, стр. 207-208.

Характеризуя наемных рабочих в промышленности крепостной Рос сии, автор указывает, что в XVIII в., «большинство этих рабочих в ден ствительности были крепостными крестьянами, тесно связанными с де ревней и платящими оброк помещикам из своих заработков. Свобода наемный рабочий первой половины XIX века являет собой ту же карты ну» (стр. 280). Все это так, но следует иметь в виду, что, оставаясь к постным, крестьянин наемный рабочий не был в полном смысле сво бодным. Он не мог также распоряжаться своей рабочей силой, как пр летарий. Упуская из виду это обстоятельство, Р. Зельник смазывает р: личия, которые имели место в процессе превращения крестьян в рабс в крепостную и пореформенные эпохи.

Автор также отрицает влияние, которое оказывал на процесс превзе щения крестьян в пролетариев переход от мануфактурного к фабре ному машинному производству. Так, он пишет, что расширение и моде низация промышленности Петербурга в 30—40-х годах XIX в. влия на рабочую силу лишь количественно, а не качественно (стр. 181). между тем с переходом от мануфактуры к фабрике связано складыв ние класса пролетариев, основным источником формирования которо было крестьянство. Включившись в состав нового класса, крестьяне е умолимо должны были усваивать его образ жизни и идеологию. А Зе ник уверяет, что к концу XIX в. в России произошло лишь «отчужденн квазипролетариата», который «оказался неспособным ни вернуться старой жизни, ни втянуться в новую» (стр. 186). Этот вывод являет основным в работе. Однако, несмотря на его кардинальное значение. тор даже не попытался сколько-нибудь убедительно его обосновать. Г. этом он упорно избегает обращаться к публикациям источников и раб там советских историков, которые специально посвящены проблем складывания рабочего класса, формирования его нравов и представ ний, идеологии и психологии. Многократно ссылаясь на устаревшие в боты (Туган-Барановского, Семевского, Семевского, Балабанова и др.), Зелья! даже не упоминает многотомный сборник документов «Рабочее ДЕ ние в России в XIX в.», работы А. Г. Рашина, Л. М. Иванова и друга советских исследователей о формировании рабочего класса. Не о тился автор и к воспоминаниям тех участников революционного ДВИЖ ния в России, которые действовали в рабочей среде и наблюдали г цесс превращения крестьянина в рабочего, истинного горожанина. Е например, что писал Г. В. Плеханов в своих известных воспоминан о рабочих 70-х годов XIX в. «Мало-помалу городская жизнь подче ла его (крестьянина.— И. К., Н. С.) своему влиянию, незаметно для се! он приобретал привычки и взгляды горожанина... Проработав в гор несколько лет, он уже плохо чувствовал себя в деревне и неохотно вращался в нее» 15. «Чем больше знакомился я с петербургскими рабо ми, тем больше поражался их культурностью. Бойкие и речистые, yv. щие постоять за себя и критически отнестись к окружающему, они б горожанами в лучшем смысле этого слова» 16.

Понятно, почему подобные факты обойдены автором статьи. Обо щение к ним не оставляет камня на камне от «идеи» «квазипролетар та». Для Зельника же эта «идея», видимо, дороже истины.

В сборнике рассмотрена лишь одна сторона взаимосвязи крестья на с промышленным производством процесс превращения крестья пролетариев. Однако крестьянство было источником формирования

15 Г. В. Плеханов. Русский рабочий в революционном движении. стр. 21-22. 15. Там же, стр. 17.

М.

олько рабочего класса, но и торгово-промышленной буржуазии. Так, 1879 г. в Европейской России во всех отраслях текстильной, металлообабатывающей и машиностроительной промышленности 68% средних и рупных предприятий принадлежало купцам и 14% крестьянам 17. Если честь, что подавляющая часть купцов это бывшие крестьяне, то стает очевидным, что российская промышленная буржуазия по своему просхождению была преимущественно крестьянской. Коль скоро авторы борника, с одной стороны, признают факт успешного хода модернизаии в промышленном производстве России (см. стр. 181, 186 и др.), а с ругой — усматривают в крестьянстве основное препятствие на пути этой одернизации, то у них явно не сходятся концы с концами. Видимо, погому они и обошли вопрос о роли крестьянства в формировании торгоЭ-промышленной буржуазии.

Переходя к статьям, посвященным крестьянскому вопросу, его постаовке «обществом» и решению правительством, обратим внимание на ледующую особенность сборника. Общая характеристика истории рестьянского вопроса в России XIX в. дана уже в разбиравшемся выше Эслесловии Н. Рязановского. Конкретный же анализ ограничивается ассмотрением лишь некоторых вопросов. В соответствии с тезисом о ом, что процесс модернизации крестьянства начинается с отмены креостного права и что на его ход в пореформенной России определяющее оздействие оказала община, две весьма пространные статьи посвящеы реформе 1861 г. и крестьянской общине. Следовательно, политика равительства по крестьянскому вопросу рассматривается далеко непол. Так же избирательно освещена и постановка крестьянского вопроса общественно-научной мысли России. Затронут лишь вопрос: крестьянво в историографии и литературе XIX в. В итоге читатель не узнает качественно отличных течениях общественно-научной мысли России IX в. в решении крестьянского вопроса. Не получит он представления о совокупности мероприятий правительства в области крестьянского опроса, а потому не сможет судить и о том, чьим интересам в первую Передь соответствовала эта политика и т. д.

Статья Т. Эммонса «Крестьянин и освобождение» — одна из наибоее обстоятельных в сборнике. Она основана на широком привлечении точников и литературы, как дореволюционной, так и советской. В чаности, автор использовал различные публикации о крестьянском двиении в период подготовки и отмены крепостного права. В статье раснатриваются такие важнейшие вспросы, как экономическая сущность стемы крепостнических отношений, причины, цели и условия отмены епостного права, отношение к реформе крестьянства и, наконец, дася общая оценка реформы. Автор правильно отмечает, что крепостное аво представляло собой суровую систему личной зависимости, оснонной на земельных отношениях, и что оно влияло на организацию всегосударственного управления. Но здесь следовало указать, что креестное право являлось хотя и наиболее суровой, но лишь одной из форм еодальных отношений. Отметить это надо было тем более, что далее статье идет речь об особенностях земельных отношений B России IX в. Эммонс указывает, что эти отношения были не похожи ни на то, о было в дореволюционной Франции, где крестьяне в основном упла

17 «Указатель фабрик и заводов Европейской России». Составил П. А. Орлоз, -п. 1, СПб., 1881.

чивали оброк и доля земель, находившихся в хозяйственном пользов?нии помещиков, была невелика, ни на то, что было в Пруссии, где быстро развивались товарно-помещичьи хозяйства, которые вели наступление на крестьянское хозяйство (стр. 42). В России же до 1861 г. хотя и была господская земля, сднако за редким исключением не было помещичьего хозяйства собственном смысле, ибо «как господские, так и крестьянские надельные земли обрабатывались крестьянами их собственным скотом и инвентарем» (стр. 43). Эммонс верно обратил внимание на важную особенность в аграрной истории России. Однако, во-первых, речь должна идти об особенностях не земельных, а хозяйственно-экономических отношений, ибо тип земельных отношений во всех этих странах был одинаковым. Собственником земли везде являлся помещик, а крестьянин получал землю лишь в пользование за определенную повинность. Различия в размерах надела, формах повинностей и других моментах не меняли существа дела. Во-вторых, указанная особенность была присуща не всей территории России. В западных районах страны (Прибалтика, Литва, западные области Белоруссии и Украины) хозяйственно-экономческие отношения в помещичьих имениях были близки к прусскому типу. Наконец, и эго самое главное, Эммонс ничего не говорит о том, как указанная специфика отразилась на крестьянской реформе 1861 г. А е влияние было весьма существенным. Именно то обстоятельство, что ос новой всего сельскохозяйственного производства было крестьянское хозяйство, а не стремление русского правительства «любой ценой избежать создания безземельного пролетариата», как утверждает Эммонс (стр. 45), и делало невозможным безземельное освобождение крестьян.

Характеризуя причины отмены крепостного права, автор говорит об экономических и социально-политических факторах. «Государство, — г.“ шет Эммонс, руководствовалось двумя соображениями, преследовал две цели: экономическое развитие России и обеспечение социальной политической стабильности. Поражение в Крымской войне обострило оба эти вопроса, ибо было прямым результатом экономического разви тия России, ее технической отсталости. Стало очевидным, что крепост ное право то основное препятствие, которое необходимо преодолеті для возможности дальнейшего развития» (стр. 43). Здесь несомненны плюсом является признание исторической обусловленности отмены кр постного права. Однако воздействие этой необходимости на историчесу а развитие оказывается ограниченным. Она влияет лишь на государст и ведет к ограниченным реформистским преобразованиям. Эммонс иск дит из того, что система крепостного права могла быть уничтожен. только государственным актом (стр. 42). Это утверждение он пытает подкрепить ссылкой на мнение советских ученых. Но здесь он умалч вает о том, что для советских ученых такой акт вовсе не мыслится лиш как реформистский. Он может быть и революционным. Для Эммонса ж такой акт возможен только как реформа, проводимая существующен г сударственной властью. Так, он пишет, что распутать сложную эконом ческую систему крепостничества было первой и наиболее сложной 321 чей, которая стояла перед государством накануне раскрепощения. Втрой задачей была ликвидация уз суровой зависимости, т. е. крепостног права. «Если решение последней задачи мыслимо как единовременны акт, то первая требует длительного периода времени для постепенн ликвидации крестьянских повинностей и деления собственности» (стр. 43 Ясно, что такое время могло быть при реформистском решении. Мен ду тем хорошо известно, что и первая задача могла быть решена быст и радикально в результате ликвидации помещичьего землевладения. F для этого необходимо было революционное низвержение самодержав