ских, деятельного и методического у немцев. Однако ему чуждо национальное высокомерие и пренебрежение к русским людям. В отличие от Серафима, Иенни указывает на реальные факты разорения в годы первой мировой войны немцев — российских подданных царским правительством. В виде своеобразного продолжения столыпинской реформы последнее начало принудительно изымать землю у зажиточных немецких крестьян-колонистов, давних российских подданных. В порядке «борьбы с немецким засильем», т. е. с германским и австрийским капиталом крупная московская буржуазия добилась в ряде случаев от правительства принудительной ликвидации или секвестра предприятий, принадле жавших немцам-прибалтам или натурализовавшимся немцам. Еще более важно, что из географического соседства России и Германии и естественных отсюда тесных экономических связей между ними Иенни выводит общность хозяйственных интересов двух стран. Эта общность, по мнению автора, восходит к петровской эпохе, когда в подмосковном Лефортове возникла немецкая слобода. После Октябрьской революции в России и Ноябрьской революции в Германик Иенни считал, что экономические связи между ними должны быть восстановлены в самом ближайшем будущем 15.

Разумеется, и немцы типа Иенни не совсем лишены чувства национального превосходства, но по сравнению с позицией Серафима их взгляды кажутся почти передовыми. А между тем именно Серафиму близки по духу некоторые положения Т. фон-Лауэ. Достаточно сравнить цитировавшийся выше панегирик последнего «западным» министрам в России со следующим отрывком из статьи Серафима «Царь Николай II я граф Витте»: «Финансовая и хозяйственная история России XIX—XX вв. определялась пятью личностями немецкого происхождения. Это были граф Канкрин... граф М. фон-Рейтерн... Н. фон-Бунге... граф С. Ю. Витте... наконец, последний министр финансов П. Барк. Их деятельность нельзя исключить из хозяйственной истории царской империи, и она составляет важное свидетельство влияния, которое постоянно оказывал на историю царской империи немецкого происхождения элемент» 1

-

Какова, однако, истинная цена подобной культуртрегерской воЗНЯ вокруг некоторых персоналий с нерусскими фамилиями в верхах российской бюрократии? Как ни парадоксально, но именно на примере российских министров финансов вскрывается вся надуманность немецких националистических и расистских версий. Из всей «немецкой» плеяды министров один лишь Канкрин родился и вырос вне России, но затем почти полвека, до самой смерти, был на русской государственной службе. Службистом он был работоспособным и старательным, преданным своему господину — русскому царю, но так и не стал видным государст венным деятелем. Все свое усердие Канкрин направил на экономию государственных расходов или, говоря современным языком, на укрепле ние бюджетной дисциплины, и преуспел в этом больше, чем его русские предшественники. Именно за это ценил его Николай I, однако он сам решал, нередко через голову Канкрина, значительные вопросы финансовой, промышленной, торговой политики.

Действительно выдающимися министрами финансов и видными государственными деятелями были М. Х. Рейтерн и Н. Х. Бунге, оба из немец

15 E. Jenny. Die Errungenschaften der Revolution. Berlin, 1920.

16 Ernst Seraphim. Zar Nikolaus II und Graf Witte. Historisch-biographische Studien - «Historische Zeitschrift», Bd. 161, Heft 2, 1940, S. 277—278, цитируется стр. 278. В отличие от нарочитого приукрашивания Николая II у Лауэ, симпатии Серафирма целиком на стороне Витте.

ких дворян-прибалтов, обрусевших во втором-третьем поколении. Следует -отметить, что деятельность и документы Бунге еще очень слабо изучены. Между тем этот представитель «немецкого духа» в России в действительности был крупным идейным выразителем самодержавия, сторонником русской националистической политики Александра III, но умело осуществляемой, без ущемления национального самолюбия многочисленных нерусских подданных российского самодержца, и прежде всего поляков и финнов. Напротив, Бунге считал ошибкой сохранение за дворянами-прибалтами по давней «исторической традиции» многочисленных судебных и административных привилегий. Бунге приветствовал введенные Александром III новые порядки - русские школы, суд и полицию, обязательное применение русского языка в делопроизводстве и в переписке местных учреждений с местным и центральным управлением.

Самый выдающийся за 1800-1916 гг. «с западной фамилией» государственный деятель и министр финансов С. Ю. Витте разделял и посвоему обосновывал ту же, что и Бунге, исконно-русскую политическую концепцию самодержавия. Сам Витте (являвшийся со стороны матери потомком князей Долгоруких) считал себя глубоко русским деятелем и гордился этим. Таким его воспринимали Д. И. Менделеев, И. И. Мечников, Илья Репин 17.

В условиях резкого обострения русско-английских внешнеполитических отношений Витте был сторонником сближения и по возможност.. союза России, Франции и Германии. Но Витте начисто был лишен того пиетета перед Германией Бисмарка и Вильгельма II, который был очень силен в царском окружении, дворе и дипломатических сферах. Став министром, Витте резко порвал с давней традицией поддержания «дружбы» с Германией за счет существенных экономических интересов России и сразу стал действовать с позиций равнозначной с Германией русской великой державы.

Получив санкцию Александра III, Витте в 1893 г. к ужасу Гирса и других носителей германских тенденций на дипломатической службе и в царском окружении, начал таможенную войну с Германией и добился заключения в 1894 г. взаимовыгодного русско-германского торгового договора. Именно этого тщетно выпрашивали с начала 80-х годов царские дипломаты у Бисмарка, который беспрепятственно проводил неприкрыто агрессивную по отношению к России таможенную политику и придумал фальшивую теорию, что экономические расхождения не препятствуют политическому единению двух родственных империй.

В 1894 г. Витте путем удачно проведенных непосредственных операций на Берлинской бирже вынудил германские банки, банкиров и биржевиков прекратить крайне выгодную им спекуляцию на курсе русского рубля, продолжавшуюся 30 лет. Германский МИД официально выразил русскому посольству недовольство беспрецедентными действиями иностранного правительства на главной фондовой бирже. Витте не обратил на это никакого внимания. Он добился своей основной цели, стабилизировал без всяких затрат курс русского бумажного рубля, что было необходимо в канун денежной реформы 1895—1897 гг., и еще проучил германских спекулянтов. И не случайно с русскими черносотенцами объединились в антивиттевской кампании на страницах германской печати в 1901-1902 гг. реакционные германские аграрии, которые стремились «убрать» Витте до предстоящего в 1904 г. заключения нового русско

17 У Репина даже «гениальный русский государственный ум». См. И. Репин. В аду у Пифона. «Биржевые ведомости», вечерний вып. 13 мая 1910 г.

германского торгового договора. Это должно было быть известно Лауэ из используемых им третьего тома книги Мигулина, а также официального издания «Министерство финансов, 1802-1902».

Витте был убежден в том, что, будучи великой нацией, Россия долж-| на не отгораживаться, а привлекать к себе с Запада деятелей культуры, особенно капиталистов, дабы и те, и другие внесли свой вклад «в общую народную культуру могущественной нации», «ассимилировались в ней». Россия, писал он, сделается для них «новым отечеством», а они станут «неразрывной частью самого (русского - И. Г.) народа» 18.

Итак, ряд положений, занимающих важное место в концепции Лауэ, и прежде всего его выводы о конфликте, в который вступило ускоренное развитие капитализма со всем «русским образом жизни», не только не подтверждаются действительными фактами истории, но опровергаются ими. Что же можно сказать о концепции американского историка в целом? Была ли Россия на деле неким «гинтерландом» европейской цивилизации? Существует ли декларированная Лауэ «революция извне>? Чем она существенно отличается от наиболее «нормального» развития капитализма в странах Западной Европы? В какой степени индустриализация реально была осуществлена в старой России и что в действительности мешало ей? Эти и многие другие вопросы неизбежно возникают перед читателями работ Лауэ, особенно читателями современных развивающихся стран.

Чтобы ответить на них, необходимо, во-первых, сопоставить взгляды Лауэ на функционирование «системы Витте» с действительным развитием госкапитализма в России в 90-х годах XIX в. и начале XX в., а вовторых, рассматривать его концепцию в связи с широко распространеяной в современной буржуазной социологической, исторической и экономической науке теорией «модернизации», разновидностью которой по сути является лауэвская «революция извне».

Никак нельзя согласиться с оценками, которые Лауэ дает сущности и результатам «системы Витте». Совершенно несостоятельным является его утверждение, что Витте был всего лишь последователем Ф. Листа, заимствовав у последнего идею необходимости развития национальной промышленности, но «отбросив его либерализм». Лист жил в совершен но иную эпоху в Германии, раздробленной на многочисленные полуфеодальные государства, но к 1860-м годам в основном завершившей пере

18 «Материалы по истории СССР», т. VI. Всеподданнейший доклад Витте 1899 г. стр. 191. Этот доклад Лауэ опубликовал на английском языке: «A Secret Memorandum of Sergei Witte on Industrialization of Imperial Russia». «Journal of Modern History, 1954, vol. XXVI, No. 1, pp. 60—74. В предисловии к публикации он пишет: «Витте написал много докладов об экономическом развитии России. Однако маловероят но, что в близком будущем советские историки опубликуют хоть что-нибудь из доку ментов императорского правительства» (стр. 60, сноска 2). Подтекст этого заявлени ясен: попробуйте, мол, опубликовать, если скрываете преемственность вашей советской индустриализации и виттевской. Т. фон-Лауэ бросает «вызов» советским историкам, рассчитывает на сенсацию у своих читателей. Но его «вызов» несерьезен для крупном ученого. Автор «обнаружил» по годовому отчету Библиотеки конгресса за 1932 г. (см. стр. 60, сноска 1) один уникальный документ. Но автор в 1954 г. не знал, что со ветские историки еще в 1935 г. опубликовали не менее важный документ Витте 1900 г Т. фон-Лауэ, спеша опубликовать свою «находку» 1899 г., не мог знать, что этот доку мент советские историки выявили в личном фонде Николая II еще в 1952 г., но опубликовали его лишь тогда, когда смогли установить его связь с документом 1900 г. а главное, найти всю серию документов, включая обсуждение доклада 1899 г. на совещании нескольких министров под председательством Николая II, решение императора, обращение Витте в комитет министров и решение комитета. Помимо доклада 1899 были опубликованы еще пять существенных документов («Материалы по Истори СССР», т. VI, стр. 172-216).

ход от феодализма к капитализму. Поскольку промышленное развитие Германии шло успешно, там не было особой нужды в значительной таможенной охране и Лист восставал лишь против выгодной для Англии космополитической свободы торговли, заботясь о самостоятельном развитии немецкой национальной экономики. Все это коренным образом отличалось от пореформенной России в период с 1861 по 1905 гг. «Покровительственная система» Витте неизбежно имела черты, обусловленные своеобразием российских условий. Они заключались в ускорении капиталистической индустриализации в России всеми средствами государственнокапиталистической политики с самым широким использованием иностранных капиталов. Единомышленником и соратником Витте в создании «покровительственной системы» был другой энтузиаст индустриализации России, великий ученый Д. И. Менделеев, которого Лауэ ошибочно изобразил лишь «представителем» (spokeman) Витте.

Высший накал политики индустриализации (90-е годы) исторически совпадал с мировым аграрным кризисом, действие которого в России проявилось особенно резко и затянулось до конца 90-х годов. Это объяснялось усиливавшейся реакционной аграрной политикой, направленной на консервацию старопомещичьих латифундий и полукрепостнической эксплуатации крестьянских масс. Либеральные народники (вместе с идейно близкими к ним в то время буржуазными либералами) по непониманию сущности вопроса, а идеологи реакционных помещиков вполне сознательно сваливали все бедствия «сельского хозяйства» на непосильное налоговое обложение деревни ради индустриализации страны. Их громкие сетования и нападки на Витте Лауэ и принял, или захотел принять всерьез как свидетельство всеобщей обструкции индустриализации. На самом деле главной причиной являлась полукрепостническая эксплуатация и особо высокие выкупные платежи, локализированные в 15—16 черноземных губерниях центральных районов России и Поволжья, где бывшие помещичьи крестьяне были обложены в три-четыре раза более высокими платежами, чем крестьянство остальной страны.

Рассматривая падение мировых хлебных цен как необратимую мировую тенденцию, Витте и Менделеев пришли к выводу, что это падение не затрагивает экономику сохранявшегося еще в России полунатурального и мелкотоварного хозяйства, что оно выгодно для значительной части населения России всего городского и сельского в обширных тогда «потребляющих» привозной хлеб районах и что страдают эт этого одни продавцы хлеба, но страдают потому, что не умеют приспособиться к новым условиям хозяйства. И это относилось прежде всего к старопоместному дворянству крепостнического центра России. Несмотря на полученный огромный выкуп, в капитализированном виде, феодальной ренты, сохранение возможностей полукрепостнической эксплуатации, освобождение реформой от огромных долгов государственным докапиталистическим банкам, дворяне-помещики центра вновь получили и непроизводительно использовали огромные ссуды в новых капиталистических земельных банках и, разумеется, были не в состоянии выполнять свои обязательства перед этими банками, а только требовали все новой государственной поддержки. Витте прекрасно понимал, что весь шум о необходимости поддерживать сельское хозяйство в конечном счете сводился к требованиям новой поддержки тех же самых паразитарных помещиков. Мало того, Витте, начиная со второго своего доклада о росписи государственных доходов и расходов, стал откровенно высказывать свое мнение относительно старых крепостников-помещиков. Он выражал, возможно, отчасти искреннее, сочувствие доблестному старому дворянству и признание его исторических заслуг, но твердо стоял на том, что

министр финансов не может отождествлять трудное положение и нужды старопоместного дворянства с общегосударственными интересами.

Более того, в своих «Замечаниях министра финансов на записку 27 предводителей дворянства» Витте подверг уничтожающей критике их надуманные утверждения, будто реформа 1861 г. «разорила» помещиков. Витте показал, как много выиграло экономически старое поместное дворянство от реформы 1861 г. и какие огромные возможности оно получило для своего экономического укрепления и роста. Он подчеркивал. что поместное дворянство запада и юго-запада России, не говоря уже прибалтийском и польском, сумело экономически приспособиться к капиталистическому развитию и богатело. Если же хозяйства дворян в центральных губерниях и приходили в упадок, то виноваты в том были их хозяева, которые и после реформы продолжали вести паразитарный образ жизни, передоверив свои имения бесконтрольным управляющих. и т. д. 19 Так Витте стал врагом No 1 для поместного дворянства.

Более чем странно, что Лауэ, тщательно изучивший эпистолярное наследие Витте, его годовые доклады о росписи и другие документы, ни словом не обмолвился о его коренном столкновении с реакционными русскими помещиками и прошел мимо главы о дворянском совещании в его «Воспоминаниях». Не упомянул автор и о таком включенном в эту главу важнейшем документе, как личное письмо Витте Николаю II, в котором были мобилизованы все доступные царю аргументы, чтобы убедить его провести «вторую великую реформу», завершить дело «царяосвободителя».

Не привлекли внимания Лауэ и яркие характеристики, показывающие истинное отношение Витте к поместному дворянству, среди которого, по мнению последнего, лишь меньшинство стоит на высоте государственных задач и интересов, а большинство представляет собой тунеядцев, Это являлось отнюдь не запоздалыми размышлениями опального сановника. Находясь в 1905 г. еще на вершине власти, Витте в одном из своих докладов Николаю II дал точно такую же характеристику старого поместного дворянства. В своих «Воспоминаниях» он добавил, что поль ское дворянство относилось к крестьянству как к быдлу и это было одНОЙ ИЗ главных причин гибели польского государства в XVIII в.; тем не менее точно такое же отношение проявляет к современному русскому крестьянину старопоместное дворянство. Совершенно иным было отношение к крестьянству самого Витте. Он считал, что будучи освобожденным от старых пут, даже неграмотный мужик со своими природными способностями может оказаться толковым и удачливым хозяином подобно многим тогда еще малокультурным выходцам из крестьянской среды, ставшим крупными московскими капиталистами и родоначальниками династий русской национальной московской буржуазии. В одном из своих неопубликованных документов 1897 г. Витте прямо указывал на огромные таланты, скрытые в народной среде, находившейся столетия в окобах крепостного права. Витте с презрением относился к Столыпину, которому выпало на долю осуществление идей Бунге и самого Витте и который выдвинул на первое место одну полицейскую сторону их наслеДИЯ 20

Одним из ключевых у Лауэ является вывод о том, что, потерпев неудачу, виттевская политика индустриализации завершилась в 1899 г. и экономический курс правительства в целом «переориентировался на ин

19 См. публикацию «Замечаний» в «Историческом архиве», 1957, No 4, стр. 134138. Лауэ знает эту публикацию, приводит ее в приложенном к своей статье «Система Витте на середине пути» списке литературы.

20 См. С. Ю. Витте. Воспоминания, т. 2. М., 1960, стр. 519-520.