люций. Один из наиболее опытных специалистов по экономической истории России Б. Жиль следующим образом сформулировал свое кредо: «Развитие русской экономики конца XIX и начала ХХ в. — результат многочисленных и различных факторов. Установить их совокупность и важность каждого из них невозможно, единственно возможный метод — это изучить их в отдельности» 3. Ф.-Х. Кокен в предисловии к своей книге «Русская революция» пишет: «Прошло 50 лет. События отошли в прошлое, испытали на себе налет времени и новые противоречия. Политика, история и миф неразъединимо перемешались. Нет больше одной революции, их столько же, сколько и работ об этой революции» 4.

Надо быть агностиком, чтобы из факта существования различных точек зрения (а они, кстати, появились не сегодня и не вчера) делать вывод о невозможности постичь истину. Но то, что в работах современных буржуазных историков, в том числе и французских, исторический анализ Октябрьской революции переплелся с политическими убеждениями и предубеждениями, с мифами антикоммунизма, — несомненно. Именно это переплетение верного и предвзятого, эклектическое заимствование тезисов разнородных идеологических течений выступает на передний план при ознакомлении с освещением предпосылок Октября во французской буржуазной историографии.

Во Франции опубликовано несколько специальных исследований о социально-экономическом положении России B конце XIX— начале ХХ в., в которых рассматривается вопрос об экономических предпосылках революции. Это работы Б. Жиля «Экономическая и социальная история России», Р. Порталя «Индустриальная Россия», А. Мишельсона «Экономический подъем России перед войной 1914 г.» и А. Шамбра «Советский Союз и экономическое развитие» 5. В ТОЙ ИЛИ ИНОЙ степени этот вопрос затрагивается в книгах по истории Великой Октябрьской социалистической революции и в большинстве общих работ французских авторов по истории СССР. По отдельным вопросам социально-экономического положения России накануне Октябрьской революции опублико ван ряд статей в научных журналах.

Есть, разумеется, немало и таких книг по истории СССР, в которых о социально-экономических предпосылках революции говорится или очень скупо или не говорится вообще. Кратко и очень схематично данная проблематика освещается, например, в книге В. Александрова «Красный Октябрь», Ж. Вальтера «История русской революции» 6 и в некоторых других работах, авторы которых придерживаются традиционных методов повествовательной истории.

Но наиболее характерным для последних работ является повышенный интерес к социально-экономической истории нашей страны, обусловленный прежде всего влиянием марксизма на методологию буржуазной исторической науки, что не отрицают и сами буржуазные авторы.

В вышедшем во Франции в 1961 г. энциклопедическом сборнике «История и ее методы», в составленни которого принимали участие круп

B. Gille. Histoire économique et sociale de la Russie du moyen age au XX siecle. Paris, 1949, p. 152.

4 F.-X. Coquin. La révolution russe. Paris, 1967, pp. 5—6.

* B. Gille. Op. cit.; A. Michelson. L'Essor économique de la Russie avant la guerre de 1914. Paris, 1965; H. Chambre. Union Sovietique et developpement économique. Paris, 1967; R. Portal. La Russie industrielle de 1880 à 1914. Paris, 1960.

6

* V. Alexandrov. October rouge. Paris, 1967; G. Walter. Histoire de la révolution russe. Paris, 1953.

нейшие современные историки Франции, говорится о необходимости «осветить ту сторону жизни общества, которая очень долго оставалась в тени и обратить внимание на которую призывал марксизм» 7, — т. е. экономическую и социальную историю.

Было бы, однако, преждевременным лишь на этом основании полагать, что французские буржуазные историки приблизились к истине в толковании вопроса об объективных причинах Октября. Как правило, их анализ преследует цель доказать отсутствие экономических предпосылок социалистической революции в нашей стране, причем осуществляется он с двух наиболее характерных и, казалось бы, противоположных позиций.

Одна из них сводится к тезису о столь ускоренном, прогрессивном развитии русской экономики по капиталистическому пути, что, не будь войны, Россия встала бы в один ряд с передовыми индустриальными державами Европы и необходимости в форсировании экономического развития с помощью социалистических методов не было бы. Эта концепция получила обоснование в работах Р. Порталя и Б. Жиля. Приверженцы другой концепции изображают русское общество накануне революции как необычайно отсталое, колоссально отличающееся от крупнейших капиталистических стран. Обе концепции имеют широкое распространение в современной французской буржуазной и реформистской историографии, но в последние годы особенно усиленно культивируется первая. Это объясняется прежде всего неоспоримыми успехами Советского Союза во всех областях общественного развития, пред лицом которых настаивать на идее отсталости России • значит невольно признавать огромное значение Октябрьской революции для последующего развития страны. Начинать конкретное знакомство с французской буржуазной историографией предпосылок Октября надо, однако, не с представителей двух Вышеуказанных направлений, а с фигуры более значительной и сложной, занимающей особо видное место во французской «россике», — Роже Порталя. Р. Порталь — директор Института славяноведения, профессор Сорбонны, своей общественной деятельностью способствует укреплению дружеских связей Франции и Советского Союза. Монография Р. Порталя «Славяне. Народы и нации», его большая статья в шеститомнике «Европа в XIX и XX вв.» и курс лекций «Индустриальная Россия», прочитанных в Сорбонне, в которых в той или иной степени затрагивается вопрос об объективных экономических предпосылках Октябрьской революции, представляют большой интерес 8.

Р. Порталь ставит перед собой задачу установить «соотношение между результатами индустриального развития России и возможностями страны и, кроме того, сравнить эти результаты с результатами Запада» 9. Анализируя на основе большого фактического материала рост промышленности в пяти основных районах страны (Иваново-Вознесенском, Московском, Петербургском, Уральском и на Украине), он отмечает расширение внутреннего рынка как важное условие развития индустриального капитализма в России, говорит о протекционистской политике государства в промышленности, анализирует соотношение иностранных и национальных капиталов в экономике страны, подчеркивая тенденцию русской буржуазии к финансовой и экономической независимости, приводит факты концентрации промышленности и возрастания роли банков

7 «Histoire et ses methodes. Encyclopedie de la Pleiade». Paris, 1961, р. 1473.

8

* R. Portal. Les Slaves. Peuples et nations. Paris, 1965; «L'europe du XIX siécdes», t. III, Paris, 1965; его же. La Russie industrielle de 1880 à 1914. • R. Port al. La Russie industrielle de 1880 à 1914, р. 10.

ского капитала 10. Заключение Р. Порталя таково: «Было бы не совсем точно приписывать русской промышленности накануне войны совершенно отличный характер от промышленности Западной Европы. Ее развитие шло тем же путем, но, с одной стороны, с разрывом во времени и меньшей интенсивностью, с другой стороны, с некоторыми особенностями, обусловленными географическими условиями и стойкостью традиций, связанных с крепостническим режимом, уничтоженным совсем недавно» 11. Говоря об общем итоге экономического и социального развития страны к началу первой мировой войны, Р. Порталь со всей определенностью констатирует: «Россия следует западным путем»

12

Этот вывод буржуазного историка представляет особое значение потому, что он принципиально отличается от многочисленных писаний тех французских авторов, которые путем всяческого преувеличения значения особенностей развития России упорно стремятся изобразить Октябрьскую социалистическую революцию аномалией мирового исторического процесса. Не говоря об этом прямо, Р. Порталь фактически констатирует существование объективных экономических предпосылок социалистической революции. Его характеристика отдельных сторон экономики России накануне революции также близка к исторической реальности. Одной из причин этого, видимо, является и то, что он широко использует труды советских историков и экономистов (П. И. Лященко, Р. А. Лившица, А. Г. Рашина, И. Ф. Гиндина и некоторых других). Давая утвердительный ответ на вопрос о наличии возможностей дальнейшего индустриального развития России, Р. Порталь вместе с тем подчеркивает, что страна оставалась «самодержавным государством в руках дворянской бюрократии. Режим был тяжким бременем для народа, в котором рокотала революция, и для национальных окраин, которым угрожала ассимиляция. Вспышка гнева в 1905 г. вызвала к жизни декоративную конституционность, при помощи которой царизм безнадежно пытался сохранить политические и социальные структуры» 13.

И все-таки, несмотря на реалистичность этих и многих других положений, Р. Порталь не выходит за пределы либерально-буржуазного мировоззрения. Определенная ограниченность его концепции заключается том, что для полной реализации возможностей дальнейшего индустриального развития России он полагал достаточным уничтожение самодержавия и феодально-крепостнических пережитков. Безусловно, это являлось первым и необходимым условием. Но сущность конкретно-исторической обстановки, сложившейся в России накануне революции, заключалась как раз в том, что уничтожение остатков феодализма было невозможно без борьбы против империализма, так как оба явления представляли собой единое целое.

У Р. Порталя нет утверждений о ненужности социалистической рево люции для дальнейшего прогресса России. Но, видимо, односторонность его постановки вопроса об условиях этого прогресса в немалой степени облегчает подобные утверждения для других французских буржуазных историков (например, для А. Шамбра, А. Мишельсона, А. Паскаля). Так, А. Мишельсон в работе «Экономический подъем России перед войной 1914 г.», назвав некоторые данные о росте национального дохода России (по мнению А. Мишельсона, он равнялся росту национального дохода США) и указав на технический прогресс в промышленности и увеличение

273.

10 Ibid., pp. 2, 9, 10, 28—29, 47, 49; его же. Les Slaves. Peuples et nations, pp. 270

11 R. Port al. La Russie industrielle de 1880 á 1914, p. 125.

12 R. Portal. Les Slaves. Peuples et nations, p. 325.

13 Ibid., p. 299.

темпов ее развития, делает вывод: «Словом, успехи были огромными, будущее - благодаря природным богатствам - блестящим». «Можно было с уверенностью предвидеть, — пишет он,- когда в недалеком будущем благодаря индустриализации и быстрому развитию сельского хозяйства - особенно после аграрной реформы - русская экономика, продолжая западные традиции и гармонически развиваясь, займет одно из первых мест в мировой экономике» 14.

15

Известный социолог Р. Арон в работе «Теория развития и идеологические проблемы нашего времени» пишет: «Царская Россия была на пути к тому, чтобы довести до благополучного конца процесс индустриализации, не прибегая к крайним мерам сталинской эры. Нельзя считать безА рассудным утверждение, что благодаря экономическому прогрессу (русская экономика стояла на пути к достижению этой цели) царский режим был бы преобразован и был бы меньше подвержен опасности краха, который после трех лет войны дал шанс Ленину и его сподвижникам» Еще более радужные перспективы поступательного развития России, минуя революцию, рисует давний идейный противник коммунизма Б. Суварин. По его мнению, чтобы превратить Россию в первую великую державу Европы было вполне достаточно созвать Учредительное собрание и провозгласить аграрную реформу, «пусть даже несовершенную» 16. Авторы, придерживающиеся противоположной точки зрения, муссируют проблему отсталости России. Они представляют Россию как дикую азиатскую страну, как отсталое, аморфное крестьянское общество, страну, где лишь случайно возникли несколько индустриальных центров. «В 1917 г. Россия представляла собой гораздо в большей степени картину феодального общества, чем общества буржуазного, капиталистического»,— пишет Ш. Карбонель 17. Эту точку зрения он повторяет и в книге «Современный мир», написанной совместно с Ж. Сентоном: «Русская революция это трудная попытка воплотить в заведомо неблагоприятных условиях идеологию, рожденную из анализа экономических и социальных структур, очень отличных от того, что было в России» 18.

На первый взгляд эта концепция резко отличается от той, которую мы рассмотрели выше. На самом деле обе они, будучи одинаково далекими от реальной действительности, направлены к одному - к доказательству того, что Октябрьская революция никак не вписывается в естественный ход истории. Только, если в первом случае особо оттеняется идея о ее ненужности, то в другом, который нам предстоит разобрать, упор делается на ее незакономерность, случайность, для чего и муссируется на все лады проблема отсталости России.

Одним из наиболее активных представителей второго направления является П. Сорлен. Практическое значение многих его работ состоит в том, чтобы скомпрометировать саму идею социалистической революции, первое в мире государство рабочих и крестьян, убедить трудящихся Франции в том, что большевистский эксперимент ничего не дал русскому народу кроме несчастий и страданий. Создание и существование советского режима П. Сорлен считает отклонением от нормы в поступательном развитии человечества и пытается доказать, что такое отклонение стало возможным в результате своеобразия, исключительности русских

1 A. Michel s o n. Op. cit., pp. 116—119, 126—127, 135, 145, 172.

15 R. Aron. La theorie de developpement et le problèmes ideologique de notre temps. Paris, 1963, p. 18.

16 «Le contrat social», 1967, No 2, p. 68.

17 Ch.-O. Carbonell. Le Grand Octobre russe 1917 - la revolution inimitable. Paris, 1967, p. 204.

18 J. Senton, Ch.-O. Carbonell. Le Monde contemporain. Classes terminales. Paris, 1965.

условий. «Старое русское общество, — пишет он, — не походит ни на какое другое европейское общество, и создание советского режима кажется лишенным всякого значения, когда забывают это отметить» 19. Для обос-| нования этого положения П. Сорлен анализирует некоторые из аспектов исторической действительности России в начале ХХ в., такие, например как географические условия страны, положение русской церкви, некоторые демографические особенности, положение отдельных социальных групп населения в обществе и т. п. При этом из всей совокупности факторов, на основании которой только и возможно дать верную характеристику русского общества, П. Сорлен произвольно отбирает лишь те, которые нужны ему для обоснования идеи об исключительности условий России. Так, к «оригинальным аспектам» русского общества он относит быстрый рост населения России в начале ХХ в. Он отмечает, что под-| данные царя на одну треть состояли из людей моложе 21-летнего возраста. Это на самом деле недалеко от истины. Однако П. Сорлен исполь-| зует этот факт прежде всего для того, чтобы особо подчеркнуть, что «революционеры могли без труда набрать себе сторонников в этой среде», а Советское правительство использует русскую молодежь «в своих интересах» 20. Или другой пример. Особенностью русского общества П. Сорлен считает и то положение, которое занимала в нем земельная аристократия. По П. Сорлену, эта аристократия не смогла оказать сколько-нибудь заметного сопротивления революции, так как большую часть времени проводила в заграничных путешествиях 21. Спору нет, русские помещики действительно любили путешествовать, в чем, вполне возможно, преуспели по сравнению, скажем, с французскими аристократами или помещиками из Пруссии. Но разве это являлось их основной характеристикой и причиной их политического бессилия в 1917 г.?

В работах П. Сорлена есть указания и на некоторые экономические факторы, определявшие специфику российского капитализма: крестьянское малоземелье, относительная организационная, политическая и экономическая слабость русской буржуазии по сравнению с буржуазией передовых капиталистических стран Западной Европы, плохие условия жизни рабочих и т. п. Но все эти факты толкуются с субъективных позиций преувеличения отсталости России. «В конце старого режима, пишет Сорлен,— Россия была тем, что можно было бы назвать слаборазвитой страной. Несколько крупных заводов не могут заставить изменить взгляд на это крестьянское, аморфное, отсталое общество. Власть изолированная, не опирающаяся ни на социальный класс, ни даже на касту, являлась простым пережитком» 22.

Перед нами почти дословное повторение концепции Милюкова 23. Эта концепция импонирует автору, ибо она отрицает радикальный социальный характер и закономерность Октябрьской революции. Разумеется, по Сорлену, отсталое неразвитое русское общество должно было неизбежно потерпеть потрясение, но какое? Поскольку «не было ни буржуазии, ни пролетариата, солидно организованных, то были допустимы самые различные решения» — власть могла узурпировать любая политическая партия или группа авантюристов 24. И дальше опять по Милюкову: война ввергла страну в хаос, которым воспользовались большевики, захватив

19 P. Sorlin. La société sovietigue. Paris, 1964, pp. 7—8.

20 Ibid., p. 8.

21 Ibid., p. 16.

22 Ibid., pp. 247—248.

23 См. П. Милюков. История второй русской революции, T. I. Киев, 1919,

стр. 12, 57.

24 P. Sorlin. Op. cit., p. 39.