Мне представляется более плодотворным иной принцип деления источников. Он был выдвинут советскими историками (С. Н. Быковский) еще в начале 30-х годов и последовательно проведен уже в первом издании учебника М. Н. Тихомирова по источниковедению и в программах курса источниковедения истории СССР, опубликованных кафедрой вспомогательных исторических дисциплин Московского историко-архивного института в 1954 и 1957 гг. Теоретическое же обоснование он получил лишь в последние годы в работах В. К. Яцунского, Л. Н. Пушкарева и И. А. Булыгина.

Сторонники этой классификации, так же, как, впрочем, и С. М. Каштанов, руководствуются представлением о единстве формы и содержания исторических источни ков, но, исходя из задач научной критики, составляющей основную цель источнико ведения и дипломатики, придают большое значение форме источника. Тесно связан ная с происхождением и содержанием, она обладает определенной устойчивостью, и это позволяет выработать общие для каждой формы приемы исследования. В силу этого в своей схеме они принимают выдвинутое B 1962 r. C. M. Каштановым и А. А. Курносовым определение вида как совокупности общих признаков происхожде ния, содержания и формы, дающих возможность выработать общие приемы анализа для всех разновидностей источников данного вида 3. Следует признать, что теорети ческое обоснование данной классификации еще не может в полной мере удовлетво рить исследователей. Ряд трудностей встречают историки при проведении конкретной работы по разделению источников на виды и группы в соответствии C указанным принципом, на что уже указывалось в литературе. Однако из всех известных прин ципов классификации этот в наибольшей степени отвечает специфическим задачам на учной критики источников. Он пригоден не только для разделения источников по ви дам, но и для систематизации их в пределах каждого вида.

В заключение хочется подчеркнуть, что разработанный С. М. Каштановым мето комплексного изучения клаузул в тесной связи со всем ходом исторического развити прочно войдет в нашу науку, а раскрытие информативного значения актов, столь у пешно проведенное в работе, будет иметь своих продолжателей.

А. П. Пронштей

з С. М. Каштанов, А. А. Курносов. Некоторые вопросы теории источнико ведения. «Исторический архив», 1962, No 4, стр. 1177—182.

ИСТОРИЯ СССР

ЗА РУБЕЖОМ

И. Н. ОЛЕГИНА

КАПИТАЛИСТИЧЕСКАЯ ·

И СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ
В ТРАКТОВКЕ А. ГЕРШЕНКРОНА

Нет необходимости много говорить о видном месте, которое занимает в современной буржуазной и прежде всего американской историко-экономической науке Александр Гершенкрон 1. О его концепциях пишут статьи 2, ему посвящают сборники исследовательских работ 3, в историографию все прочнее входит понятие «школа Гершенкрона». Помимо научных трудов, Гершенкрон имеет и организаторские заслуги перед буржуазной наукой США. С образованием Русского исследовательского центра при Гарвардском университете он возглавил его экономический отдел [в 1948-1956 гг.), входил в состав исполнительного комитета центра, в 1966-1968 гг. был президентом Ассоциации экономической истории. Советские историки не занимались сколько-нибудь подробно критическим анализом деятельности Гершенкрона. Поэтому безусловно правомерным представляется вопрос «что же представляют собой Гершенкрон Е его школа»; однако этот вопрос должен неизбежно дополняться друтим: почему концепция Гершенкрона приобрела столь большую популярность в современной буржуазной экономической и исторической науке? Начав свои исследования после войны с небольшой работы об экономических взаимоотношениях с СССР4, А. Гершенкрон в последующие годы занялся индексами советского промышленного роста в период двух пятилеток 5. Составленный им долларовый индекс советской промышленной продукции в 1927/28-1937 гг. (в американских ценах 1939 г.) отличается резко заниженными показателями по машиностроению: 1928/29=100, 1937=1056 (в советских ценах 1926/27г.) и 1937-398 (долларовый индекс Гершенкрона) 6.

1

Гершенкрон родился в 1904 г. в Одессе, получил докторскую степень в 1928 г. в Венском университете. Покинув Польшу в 1939 г., приехал в США, преподавал в Калифорнийском университете. В годы второй мировой войны И первые послевоенные годы работал в руководящих органах Федеральной резервной системы.

2 См., напр., «Canadian Slavic Papers», 1970, vol. 12, No. 1, pp. 78-85.

3 Industrialization in Two Systems: Essays in Honour of Alexander Gerschenkron».

Ed. by Henry Rosovsky. N. Y.- Lnd. - Sydney, 1966.

4 A. Gers ch enkron. Economic Relations with the USSR. N. Y., 1945.

5 A. Gers chenkron. A Dollar Index of Soviet Machinery Output, 1927/28 to 1937. Santa Monica (California), 1951, 357 pp.

° Об индексах А. Гершенкрона см. И. Н. Олегина. Советская индустриализация в работах сотрудников Русского исследовательского центра при Гарвардском универсатете. В кн. «Против буржуазной фальсификации истории советского общества». Л.,

Постепенно Гершенкрон охватывает все более широкий круг вопросов в своих исследованиях. Его прежде всего интересует процесс индустриализации, его особенности в разных странах мира. Результатом исследований Гершенкрона в области сравнительной экономической истории явилась концепция, выводящая особенности индустриализации из уровня экономического развития страны. Основные положения этой концепции были развиты Гершенкроном в очерках, вошедших в книгу «Экономическая отсталость в исторической перспективе»; в сборнике «Преемственность в истории и другие очерки»7 она получила дальнейшую конкретизацию и расширение. Многие очерки посвящены истории России в дореволюционный и советский периоды, в других же, касающихся промышленного развития прочих стран, Гершенкрон постоянно обращается к истории СССР для сравнений. Особенно важно, что в последней книге Гершенкрон много внимания уделяет методологическим вопросам и высказывает свое отношение к новейшим схемам развития современного мира (и прежде всего к схеме У. Ростоу). Необходимо сразу же пояснить, что позиции Гершенкрона отличает резкая враждебность к марксизму, отрицание идей закономерности и необходимости в истории.

Цель настоящей статьи

критически рассмотреть, во-первых, методологию и концепцию А. Гершенкрона, выделяющую типы индустриализации в зависимости от уровня экономического развития приступающих к ней стран; во-вторых, освещение автором проблем русской и советской экономической истории. При этом мы постараемся показать различие между Гершенкроном и другими учеными Запада, такими, как У. Ростоу, Т. фон Лауэ, А. Ноув, в трактовке основных тенденций развития современной эпохи, а также остановимся на характеристике книги «Индустриализация в двух системах», написанной в честь Гершенкрона его коллегами и учениками.

1. Некоторые вопросы методологии

Из всего комплекса методологических вопросов Гершенкрон наиболее часто выделяет проблему исторической необходимости и закономерности. Подчеркивая негативное отношение к этим категориям, сознательно противопоставляя свою позицию не только марксистской, но и позиции буржуазных историков XIX в., он демонстрирует приверженность модному для буржуазной науки направлению исторического релятивизма. «В отличие от столь многих предшественников, современные историки больше не объявляют миру, что неизбежно будет, или по крайней мере, что идеально должно случиться. Мы стали умеренными. Пророческая страсть должна была исчезнуть вместе с детски-искренней верой в совершенно постижимое прошлое, течение которого было детерминировано некоторыми очень простыми и общими историческими законами»,— пишет Гершенкрон в книге «Экономическая отсталость в исторической перспективе» (стр. 5).

Оспаривание марксистской концепции истории характерно и для сборника «Преемственность в истории». Гершенкрон готов отвести ей определенное, не очень большое, место среди других общих концепций

7 A. Gerschenkron. Economic Backwardness in Historical Perspective. A Book of Essays. Cambridge, Mass., 1962 (в 1965 г. книга вышла в переводе на итальянский); его же. Continuity in History and Other Essays. Cambridge, Mass., 1968. Далее ссылки

на эти книги даны в тексте.

лишь при условии очищения ее от детерминизма. В таком виде, по его мнению, она может стать, «подобно любой другой модели, одним из инструментов исследования, сетью гипотез, подлежащих проверке» (Преемственность в истории», стр. 48).

Настойчивее всего Гершенкрон отвергает материалистическую формулу о первостепенной значимости экономических факторов в развитии общества, избрав объектом критики письма Энгельса 90-х годов. Он лишет: «Энгельс в своих хорошо известных „четырех письмах“ призна ёт взаимодействие экономических и неэкономических факторов и утБерждает, что материалистическая концепция истории притязает только на то, что „в конечном счете“ экономический элемент определяет ход исторических событий. Это была едва ли прочная позиция. Раз существование круговых влияний допускалось, так что, скажем, экономические факторы влияли на политические и последние, в свою очередь, воздействовали на экономику, утверждение „в конечном счете“ или „последняя инстанция“ становится невозможным. Нет „первого“ и „последнето" в круге, особенно если экономическая действительность ставит наблюдателя перед многочисленностью перекрещивающихся кругов и кругов внутри кругов. Другими словами, проблема становится тогда чисто методологической: где наиболее выгодно для изучающего экономическую историю врезаться в круг или скопление переплетенных вращающихся кругов? Тогда спорным является вопрос: даст или нет „отправление“ от экономического фактора оптимальные результаты в исследовании» (Преемственность в истории», стр. 47).

Нельзя не заметить, что для удобства собственной критики Энгельса Гершенкрон толкует его высказывания слишком вольно. В марксистском представлении историческое развитие, как и зависимость причин и следствий в истории, никоим образом не представляют замкнутого круга. Ведь если бы «экономическая действительность» сводилась лишь к множеству перекрещивающихся кругов и кругов внутри кругов, то было бы невозможно найти определенную линию общественного развития.

Рассматривая письма Энгельса, Гершенкрон уходит в сторону от учения марксизма об общественно-экономических формациях - сердцевины материалистического понимания истории. Он вообще отрицает реальное содержание понятий «феодализм», «капитализм», «социализм». Между тем каждая общественно-экономическая формация характеризуется определенной системой производственных отношений людей, находящейся в зависимости от состояния производительных сил общества. Энгельс как раз указывал на неравенство взаимодействующих сил, подчеркивая ба зисность экономических процессов 8. Историк, конечно, волен «врезаться» в воображаемый круг там, где ему «наиболее выгодно», но его позиции при этом будут сугубо субъективистскими и не помогут научному объяснению хода истории.

Велик у Гершенкрона крен в сторону субъективизма и релятивизма также и при характеристике концепции преемственности в истории, которой он посвящает специальный очерк. Гершенкрон дает пять трактовок понимания преемственности («continuity») в истории: 1) устойчивость направления, т. е. периодическое воссоздание подобной ситуации; 2) периодичность событий; 3) преемственность как эндогенное, т. е. возникающее от внутренних причин изменение; 4) преемственность как длинная каузальная цепь; 5) преемственность как стабильность нормы изменения (там же, стр. 26—32).

* К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 37, стр. 394—395, 420—421.

Наибольший интерес для анализа гершенкроновской концепции социально-экономического развития стран, находящихся в фазе индустриали-| зации, представляют две последние трактовки. Рассматривая преемственность как длинную причинную цепь, Гершенкрон констатирует эле-| ментарное положение, что связь между предшествующими и последую-| шими событиями заложена в самой концепции истории, но подчеркивает ведущую роль историка: «Историк должен выбрать определенный случай как, начало" каузальной цепи» (там же, стр. 29). В качестве примера такой «цепи» Гершенкрон рассматривает причины, приведшие к свержению Временного правительства в России. Непосредственную причину «русской революции 1917 г.», по его мнению, можно искать в войне, начавшейся в 1914 г., предшествующую ей - «в неспособности царского режима сдержать обещания, данные в ходе революции 1905 г., и возмущении, вызванном атакой Столыпина на сельскую общину», удаляясь еще дальше — в «формировании антиимператорского кредо русской интеллигенции в течение предшествующего столетия, особенно в его второй половине», а также последствиях способа, которым были освобождены крестьяне 1861 г. (недостаточные земельные владения перед лицом быстро увеличивающегося населения). Иными словами, если удлинить «цепь», то можно сделать вывод, что «земельный голод больших частей крестьянства, закрепленный в освобождении 1860-х годов, должен считаться одной из первых причин успеха заговора, затеянного большевистской партией осенью 1917 г.» (там же, стр. 30). Но «освобождение» Гершенкрон называет «одним из трагически задержанных действий русского правительства». Это он подчеркивает и в первой и во второй своей книгах, так же, как и то, что успех восстания декабристов в 1825 г. обеспечил бы постепенное устранение крепостничества (там же; «Экономическая отсталость», стр. 28). В царствовании Екатерины II — еще один «перекресток в русской истории»: если бы императрица восстановила прежнее состояние «черного» крестьянства, то это «устранило бы самый важный барьер промышленному развитию и позволило избежать создания перенаселенной и переобложенной деревни» («Преемственность в истории», стр. 31).

Переходя к области политической («параллельно с экономическим действует политический фактор»), Гершенкрон находит новую отправную точку еще далее в прошлом: то, что Анна Иоановна не подписала кондиции, закрыло путь движению от абсолютизма к конституционной монархии (там же).

Вывод Гершенкрона из такого экскурса в прошлое в поисках причин русских революций 1917 г. сводится к тому, что «как крепостничество, так и абсолютизм в восемнадцатом веке были столь властными течениями в каузальном потоке, что нашли свой выход (устье) в революции 1917 г.; отсутствие этих течений в потоке высушило бы его задолго до наступления нашего века» (там же). Надо сказать, что первая часть заключения Гершенкрона прямо противоречит его собственным заявлениям о революции 1917 г., как «чрезвычайном феномене», которыми пестрит книга «Экономическая отсталость в исторической перспективе». Обращенная в далекое прошлое причинная цепь помогает несколько глубже вскрыть корни событий. Но в целом простое конструирование такой цепи не отвечает современному состоянию науки об обществе; тем более оно не может быть продуктивным, если историк, признавая причинность, отвергает закономерность. Значение первой категории может быть полностью понято лишь в рамках второй. Поэтому представляется наивным допущение об отсутствии в России XVIII в. крепостничества и абсолютизма основополагающих характеристик русского общества.