ность и специфику эволюции государственного строя в различных регионах Европы. В известной мере эти доклады (а также доклады финна П. Ренвалла об ослаблении авторитарного государства перед французской революцией и западногерманского историка С. СкалвайтаФранция и конституционный конфликт в Англии в середине XVII в.) перекликаются с тематикой Комиссии по истории сословно-представительных учреждений. Первый доклад интересен выводом о господстве дворян в государственном управлении как важнейшей причине застоя итальянского общества, об отсутствии здесь дворянства мантии и профессионально-технической специализации чиновников. Возражение вызвала трактовка в качестве класса чиновничества одной из прослоек господствующего класса; видимо, не следовало и отождествлять это чиновничество с бюрократией, категорией позднего феодализма — абсолютизма, когда ее положение и обязанности, как свидетельствует опыт России, были определены законом (разделение функций, иерархия учреждений и должностей), при развитий буржуазных принципов — выслуги, способностей, знаний. Если в этом докладе в класс возведено чиновничество, то в докладе П. Губера — Ж. Мейера класс дворянства лишен четкого определения и растворен среди других категорий общества. Вопрос о социальной терминологии, поставленный уже на Венском конгрессе 13, должен найти решение посредством создания хотя бы специальной группы; в зарубежной науке имеется достаточно ученых, интересующихся этой темой (К. Р. Шмидт, С. Руссоцкий и др.), — советские ученые тоже охотно примут участие в ее разработке.

Советские историки показали, что XVII в. — переломный и в истории России характеризовался консолидацией классов-сословий, в их числе и дворянства (особенно его среднего и мелкого слоев), которое стало социальной опорой начавшегося перехода от сословно-представительной монархии к абсолютизму.

Единственный доклад о России в этой секции сделал профессор Гарвардского университета Р. Пайпс (США) — он был посвящен русскому консерватизму второй половины XIX в. По докладу выступили 8 ученых, из них 5 советских (А. Я. Аврех, И. А. Федосов, А. М. Станиславская, В. А. Твардовская, В. С. Виргинский). Советские ученые убедительно показали, что в докладе нарушен принцип историзма, а сама консервативная идеология четко не определена и трактуется по абстрактной схеме, подчиненной выводу о том, что «дух консерватизма доминирует в политическом мышлении и практике России», пронизывая якобы сменяющиеся четыре типа идеологии церковную, дворянскую, интеллигентскую и бюрократическую. Оппоненты отмечали, что история общественно-политической мысли России подобной смены не знает, зато ей присуща нарастающая борьба революционной идеологии против консервативной. К доводам о несостоятельности схемы Р. Пайпса присоединился и английский профессор Е. Ламперт, подчеркнувший ошибочность оценки им Ф. М. Достоевского как «почвенника» и «консерватора». В заключительном слове Р. Пайпс вынужден был признать обоснованность критики.

Близкие к работе секций средневековья и новой истории темы обсуждала Комиссия по сравнительной истории церкви: «Земельная собственность церкви в средневековом обществе». «Отношения между Востоком и Западом, а также Западом и Востоком в истории церкви», «Церковь и революция». Доклад известного Евангелиста

13 «Rapports», IV. Wien, 1965, p. 66.

Р. Ступпериха (ФРГ) «Церковные отношения между Востоком и Заладом при Петре I» содержал попытку выяснить «западнические» тенденции в политике Петра I, впрочем, в рамках традиционной литературы, без должного учета советских трудов.

Близка к тематике новой истории была и работа Ассоциации по славянским исследования м, которая проходила под председательством известного французского слависта Р. Порталя. В ассодиации заметно упрочилось влияние славянских стран. Три доклада представили советские ученые, 6 — историки других социалистических стран, один доклад был от Австрии. Впервые обсуждение было объединено вокруг одной проблемы — «Роль города в развитии национального самосознания». Выступили 28 участников, из них советских — 13, а из других социалистических стран 12. О городах России XV—XX вв. речь шла в докладе Е. И. Дружининой, Ю. Р. Клокмана, П. Г. Рындзюнского, А. Л. Хорошкевич и примыкающих к нему докладах ученых из ГДР — Э. Доннерта «Проблема изучения городов России в начале XVII в.» и У. Леманна «О роли Петербурга как центра распространения русского национального самосознания в XVIII и начале XIX в.» 14. В советских докладах, а также выступлениях Л. В. Черепнина, Б. А. Рыбакова, Е. И. Дружининой, А. Л. Хорошкевич и др. обосновывался тезис о ведущей роли города в формировании и развитии национального самосознания, которое, в свою очередь, прошло длительный путь от осознания места русского народа в мире (в этом процессе яркий этап — свержение татарского ига и образование Русского централизованного государства) до чувства интернационализма; указывалось, что в исследовании этой проблемы одних количественных данных мало, необходим учет роста социальной дифференциации, формирования классового самосознания, превращения городов в центры революционной борьбы.

С высоким научным уровнем дискуссии не гармонировало выступление Р. Сербыня (Канада) о «трагедии» Переяславской рады, о колониальном характере украинских земель XVII—XIX вв. и их городах как центрах денационализации. Оно встретило решительную отповедь со стороны Ф. П. Шевченко (Киев), В. Матулы и др.

Комиссия по сравнительной военной истории обсуждала сложную тему «Жизнь и психология солдата (партизана) в мирное и военное время». Здесь было заслушано 17 докладов военных историков 11 стран, из них от СССР — 4, от Польши и Венгрии — 2. Советские докладчики П. С. Синельников («А. В. Суворов и его система обучения и воспитания солдата») и Л. Г. Бескровный («Военное образование в России XIX в.»), на основе первоисточников, показали классовую сущность военно-исторических учреждений, стремление правительства России сохранить офицерский корпус как дворянский. Однако несмотря на это, его состав все более втягивался в революционное движение страны. Н. А. Колосов выступил с докладом «Бородинская панорама как иконографический источник изучения Отечественной войны 1812 г.» Доклад Ю. И. Кораблева «Психология воина Красной Армии в годы гражданской войны» убедительно показал решающую роль социально-политических факторов в борьбе с интервентами и белогвардейцами. Высокая

BB.

14 шла речь И 0 других славянских городах чешских XVII-XVIII (А С. Мельникова, CCCP), каринтийских (А. Морич, Австрия), хорватских ХІХ в. (И. И. Лешиловская, СССР), польских XIX—XX вв. (Я. Жарновский, Польша), словацких (Ю. Месарош, В. Матула, ЧССР), болгарских (Х. Христов, Болгария).

сознательность воинов Красной Армии, защищавших завоевания социалистической революции, обеспечила достижение победы над врагами, несмотря на их огромное материально-техническое превосходство. В дискуссии участвовали 19 историков, из них марксистов 12. Советские историки (М. И. Семиряга, М. Г. Брагин, О. Ф. Сувениров и др.) охарактеризовали жизнь и психологию солдата в мирное и военное время; доказали историческую обусловленность эволюции военного дела, зависимость систем подготовки военных кадров от социальных и технических условий. Были поставлены вопросы о соотношении военноисторической науки с социологией, о применении в военно-исторических исследованиях методов других общественных наук.

Столкнулись две концепции истории войн и военного дела маркси стская и идеалистическая. Марксисты говорили о решающей роли масе в войнах, об определяющем значении социально-политических (а не физиологических, психологических) факторов для морального духа войск. У военных буржуазных историков заметна тенденция к подмене социального анализа крупных военно-исторических проблем конкретными социологическими исследованиями военных коллективов и групп военнослужащих (К. Геэр, С. Серман, Т. Баркер и др.). Большинство буржуазных ученых с интересом отнеслись к выводам марксистской науки. Лишь в докладе Д. Г. Чэндлера (Англия) «Русская армия в кампаниях 1807—1812 гг. по документам и произведениям английского генерала Р. Вильсона» было видно желание не считаться с реальными источниками, приняв на веру тенденциозные рассуждения этого генерала о русской армии и великом полководце М. И. Кутузове. Под давлением контрдоводов, которые привел М. Г. Брагин (СССР), автор письменно просил президиум не отождествлять его взгляды со взглядами Р. Вильсона.

История арктического мореплавания - тема Комиссии по морской истории. Здесь надо отметить доклад М. И. Белова (СССР) «Роль и место арктических кораблей в географических открытиях Северного морского пути в XVI—XVII вв.», а также связанный с русской темой содержательный доклад Г. Келленбенца (ФРГ) «Экономическое значение Архангельского морского пути». Привлекая новые источники, последний раскрыл широкие, простиравшиеся вплоть до Португалии, международные торговые контакты Архангельска. В оживленном обсуждении докладов участвовали наряду с французскими и норвежскими учеными советские историки А. Л. Хорошкевич, И. П. Шаскольский. Об историческом и научном аспектах современной арктической навигации рассказал известный полярный исследователь А. Ф. Трешников, показавший успехи в освоении Севера за годы Советской власти.

Двенадцать докладов по истории лесоводства с XIV в. до наших дней были рассмотрены в Группе по изучению истории леса. В ней работали 11 человек, в том числе 4 от СССР и 3 от других социалистических стран. Нашими учеными были прочитаны доклады: «Развитие лесоводства в России XVIII в.» (И. С. Мелехов), «Из истории степного лесоразведения» (П. Д. Никитин), «Столетний опыт лесного хозяйства в учебно-опытном лесничестве сельскохозяйственной Академии им. К. А. Тимирязева» (В. П. Тимофеева), «История развития советского лесного хозяйства» (А. А. Цымек).

Группа наметила к обсуждению на следующем конгрессе тему «Значение истории леса для экономической и социальной истории с 1750 г.». В секции современной истории Большой доклад с экспертами был посвящен одному из самых сложных и насыщенных событиями исторических периодов — 1918—1939 гг. «Мир в период между двумя мировыми войнами».

Эта секция обсуждала еще ряд тем. Острая дискуссия возникла при обсуждении докладов польского ученого Е. Борейши «Годы 18701871, переломный момент всемирной истории» и историка из ГДР 3. Дилля «Мир в 1917-1918 гг.».

Основное внимание Э. Дилля было сосредоточено на раскрытии значения Октябрьской революции для мирового развития. Докладчик говорил также о росте революционного движения в Германии и ряде других стран.

В ходе дискуссии некоторые историки из ФРГ пытались исказить роль Октябрьской революции, принизить ее международное значение. Так, X. Моммзен утверждал, что после 1917 г. мир раскололся не на 2 системы (как справедливо отмечал докладчик), а на 3 — автократическую, демократическую и советский тип социализма. Представитель ФРГ стремился противопоставить социализм демократии.

Другой историк из ФРГ Е. Еккель в духе реакционной буржуазной историографии заявил, что Октябрьская революция и советский опыт неприменимы в развитых индустриальных странах.

Выступавшие в прениях советские ученые и историки других социалистических стран дали решительный отпор буржуазным ученым и поддержали основные положения доклада проф. Э. Дилля. П. В. Волобуев говорил о значении Октябрьской революции для общего подъема революционного движения в мире в 1917—1918 гг., опровергнув тезис буржуазных ученых об отсталости России.

А. О. Чубарьян осветил значение внешнеполитической программы Советской республики. Именно в те годы В. И. Ленин заложил основы политики мирного сосуществования государств с различным социальным строем.

И. И. Минц подверг критике выступление Х. Моммзена. Он говорил о размахе демократических преобразований, проводимых Советской властью, убедительно показал органическую связь демократии и социализма, раскрыл понимание социализма как высшей формы демократии. В. М. Хвостов, критикуя Е. Еккеля и Х. Моммзена, посвятил свое выступление проблеме использования советского опыта других, в том

числе и высокоразвитых странах.

Обсуждались доклады итальянского буржуазного историка Л. В алиани «Социалистическое движение в Европе после 1914 г.», венгерского историка М. Лацко о разновидностях фашизма в Центральной и Юго-Восточной Европе, румынских ученых Н. Опреа и Е. Кампус о борьбе за коллективную безопасность в период между двумя войнами. Советским экспертом на заседании был В. М. Хвостов.

B

В связи с докладом о социалистическом движении после 1914 г. остро встал вопрос о роли социал-демократии в революционном движении. Некоторые буржуазные историки стремились оправдать оппортунистическую линию лидеров социал-демократии. В. М. Хвостов остановился своем выступлении на позиции социал-демократов, показал их отказ сотрудничать с коммунистами в борьбе за революционные преобразования, за социализм. В прениях выступил также Қ. Қ. Шириня.

Наибольшей остротой отличалась дискуссия о характере фашизма. Некоторые буржуазные историки (американец Ю. Вебер и др.) призызали к «новому» подходу в оценке фашизма, обладавшего якобы не только реакционными чертами. Они отрицали тезис о том, что фашизм — есть диктатура наиболее реакционных кругов монополистической буржуазии, утверждая, что фашизм выражал и какие-то интересы народных масс и пр.

Подобные теории вызвали решительное возражение историков СССР

и других социалистических стран. В. М. Хвостов убедительно раскрыл социальную природу фашизма, его реакционную сущность, отвергая попытки апологии фашизма.

Советские историки В. Т. Фомин, Л. Н. Гинзберг на конкретном материале показали природу, движущие силы и действия германского фашизма.

Под председательством И. И. Минца были заслушаны доклады Х. Христова (Болгария) «Идеологические течения в Юго-Восточной Европе в XIX—XX вв. (до первой мировой войны)» и Д. Зографского (Югославия) «Европейские державы и Балканы в начале ХХ в.» Оживленную дискуссию вызвал доклад Ф. Фрейделя (США) «Роль государства в экономической жизни страны», основанный исключительно на американском материале. Интересным был доклад Б. Лесьнодорского (Польша) «Юридические и административные элементы в преобразовании современного государства.». При его обсуждении в числе других ораторов выступили советские ученые-правоведы.

На секции современной истории были также заслушаны доклады советских ученых М. П. Кима и Ю. А. Полякова.

М. П. Ким в докладе «Основные черты культурной революции в СССР» подчеркнул, что при эксплуататорском строе массовые средства коммуникаций не способны ликвидировать пропасть, разделяющую народ и культуру. Только пролетарская революция, социализм ликвидируют эту пропасть, превращают все завоевания культуры в общенародное достояние. Утверждение народной культуры означает не только огромный рост просвещения, но и превращение широчайших масс в сознательно-ак тивного субъекта культурного творчества. Существенной чертой культур ной революции является формирование новой интеллигенции путем перевоспитания унаследованной от прошлого старой интеллигенции и путем формирования новых кадров интеллигенции из представителей рабочего класса и крестьянства. Докладчик подробно рассмотрел проблему рецепции — восприятия и усвоения духовных ценностей. Рецепция осуществляется «по вертикали» (восприятие и усвоение наследства прошлого) и «по горизонтали» (восприятие и усвоение ценностей, создаваемых в другой этнической или социальной современной среде). Социалистическая культура преемственно воспринимает из прошлого только передовое, общечеловеческое, отбрасывая все реакционное, антинародное. Рецепция «по горизонтали» предполагает всестороннюю связь и взаимное восприятие культуры современных друг другу наций. При этом необходимо отделение действительных достижений каждой нации от идеологии эксплуататорских классов. М. П. Ким отметил, что главнейшие черты культурной революции в СССР носят всеобщий, универсальный характер. Вместе с тем культурная революция в СССР отличалась многими особенностями, обусловленными рядом исторически сложившихся обстоятельств — объективных и субъективных. Докладчик выделил три осн эвных обстоятельства, затруднявших культурную революцию в СССР. Это неизведанность пути, необходимость поисков и экспериментов; технико-экономическая и культурная отсталость России (особенно большинства окраинных районов); наличие враждебного капиталистического окружения.

В СССР были налицо и условия, определившие громадный успех культурной революции. Главнейшими из них были два: культурное пробуждение масс и руководство Коммунистической партии. В заключение М. П. Ким подчеркнул, что осуществление культурной революции, создание в СССР социалистической, народной культуры — одно из важнейших достижений социализма. Одновременно это не только советское дости