Недавно увлекъ меня Шатобріанъ въ Сорбону, на лекцій Ленормана, заступающаго мѣсто Гизо на исторической каѳедрѣ. Онъ проходитъ Средніе-вѣки; говорилъ объ Абельарѣ, объ Арнольдѣ Бресчіанскомъ и о другихъ реформаторахъ того времени, оправдывая гоненія противъ нихъ Римской церкви, и особенно благочестивую ревность св. Бернара, и другихъ, которые въ неприкосновенности церкви видѣли цѣлость политическихъ обществъ. Но развѣ не костры Арнольда и Гуса освѣтили и проложили путь Лютеру? Отъ прошедшаго перейдемъ къ будущему: наблюдатель Америки и демократизма, Токевиль скоро издаеть новую книгу; а Рейналь, племянникъ Жубера, приготовляетъ новое изданіе его Мыслей и переписки съ Фонтаномъ, Моле, и др. Вчера познакомился я съ симъ новымъ сокровищемъ. Булутъ и стихи: какая прелесть! Мнѣ обѣцали ихъ вмѣстѣ съ аутографомъ Жубера. Ребуль, поэтъ-хлѣбникъ, печатаетъ свою поэму: «Le dernier homme.>> Сейчасъ возвратился изъ института. Всѣ трибуны и амфитеатръ были полны. Ровно въ два часа явились члены пяти академій: немногіе изъ нихъ были въ своихъ шитыхъ свѣтлозеленымъ шелкомъ каф танахъ—l'habit aux palmes vertes. Многихъ знаменитостей академическихъ не было. Мѣсто президента занималъ Chevreuil; въ числѣ секретарей и Араго. Шеврель открылъ засѣданіе рѣчью, коей предметъ былъ почти тотъ же, какъ и рѣчи президента въ прошломъ году: о связи наукъ и изящныхъ искуствъ между собою. Пользу тѣсной связи между науками и слѣдовательно единства въ академіяхъ чувствовали первые ихъ учредители. Беконъ, въ Англіи, указалъ на сію пользу; во Франціи мужи государственные и ученые соединились для приведенія въ дѣйство мысли ученаго канцлера. Комберъ въ 1666 г. оказалъ сію услугу Франціи и наукамъ. Но въ тогдашней Франціи не было еще необходимыхъ условій для достиженія цѣли, въ сей связи предполагаемой. Въ 1794 году національная конвенція совершенно измѣнила уставъ академіи, въ слѣдствіе чего науки дружились съ изящными искуствами. «Les sciences remerciaient les lettres de leur avoir cédé Fontenelle; d'Alambert devenait l'organe de l'academie Française; Buffon devint un des quarante. Съ новымъ порядкомъ вещей возникъ во Франціи институтъ наукъ и пскуствъ. «La loi qui regne fut datée par notre confrère,» сказалъ ораторъ; но немногіе одобрили рукоплесканіями сей комплиментъ члену академіи нравственныхъ и политическихъ наукъ, Лаканалю въ лоно Франціп и академіи послѣ 1830 года возвращенному изъ Америки! Я не замѣтилъ его на скамьяхъ академическихъ, но почти всякую субботу вижу его въ частныхъ засѣданіяхъ академіи нравственныхъ наукъ. Президентъ могъ бы обойтись безъ этаго комплимента праздному и никакою ученою или литературною дѣятельностію не отличающемуся собрату. Онъ прибавилъ еще нѣс колько словъ въ честь гражданскихъ заслугъ Лаканаля, и заключилъ похвалу ему тѣмъ, что конечно тотъ, кто произнесъ о себѣ: «l'état c'est moi,» не учредилъ бы института по плану, нынѣ принятому. Но въ наше время, сказалъ онъ, «le pouvoir a eu la conviction qu'il avait un appui dans les hommes de la science.> Учрежденію пяти академій способствовалъ духъ времени, «à une époque où des disgressions sur l'histoire, l'économie politique, la législation, etc. ne compromettaient personne;» когда ученый и художникъ имѣли равное право на общее уваженіе, и братски подавали другъ другу руку въ центрѣ всѣхъ талантовъ, всѣхъ наукъ и всѣхъ изящныхъ художествъ; въ центрѣ, коего назначеніе было: «ameilorer la soiété en l'éclairant.» Симъ словомъ заключилъ химикъ-ораторъ рѣчь свою. Послѣ него, другой секретарь академіи наукъ, Flourens прочелъ печатный рапортъ о конкурсѣ для сочиненія отвѣта на филологическій запросъ академіи, по задачамъ Вольнея. Изъ четырехъ сочиненій только два одобрены, но ни одно не признано достойнымъ назначенной награды. За симъ, сребровласый старецъ поэтъ, Lemercier читалъ сочиненную имъ поэму на изобрѣтеніе Дагера, объяснивъ въ предисловіи планъ и сюжетъ поэмы и названія миоологическихъ лицъ, которыя дѣйствуютъ въ его поэмѣ, намекнувъ о важныхъ слѣдствіяхъ Дагеровскаго открыTia, qui feront faire aux sciences et aux arts des progrés incalculables, mais déjà pressentis!» Я не могъ вслушаться порядочно въ названія миоологическихъ лицъ когда этой поэмы; но замѣтилъ улыбку многихъ, поэтъ, по законамъ природы теряющій съ лѣтами зрѣніе, сравнилъ себя по сему случаю съ Гомеромъ. En parlant du docte pinceau de Dagueres, поэтъ сказалъ о предметахъ, освѣщаемыхъ солнцемъ: «Sa fuite les efface et l'ombre les recèle.» Искуство сіе можетъ «braver des monumens, la masse et les détails. » Поэтъ, какъ мнѣ показалось, величаетъ Дагера : «favori du soleil, époux de la lumière» и обѣщаетъ ему удивленіе и благодарость «des nations à naître et du monde à venir.» На этотъ разъ я даже не замѣтилъ въ Лемерсье и стиховъ à retenir. Поэма холодна, утомительна, иногда надута; даже описаніе недавно бывшаго по жара, истребившаго Дагерову діораму, не расшевелило слушателей, хотя между ними конечно были и очевидцы. Вотъ, что говоритъ одинъ журналистъ о поэмѣ Непомуцена Лемерсье: «Можетъ быть, еще помнитъ «кто-нибудь, что знаменитый пѣвецъ Pinto et Frédé«gonde сочинилъ свою миѳологію, и что, олицетво«ряя отвлеченныя истины, открытыя Ньютономъ, «онъ, простой смертный, новыми богами населилъ но«вый Олимпъ. Г. Лемерсье, къ-сожалѣнію, явился «немножко поздно для подобнаго дѣла, и совсѣмъ «уже невремя вызывать къ бытію неизвѣстныя бо«жества, когда и Греческіе боги, которыхъ чтили «столько вѣковъ, не видятъ ѳиміаму на своихъ жер«твенникахъ. Когда одни боги покидаютъ землю, за «чѣмъ создавать другихъ? И въ Атлантидѣ безсмер«ные не прожили болѣе человѣческаго вѣка. Нель«зя не пожалѣть, что поэтъ вздумалъ изобрѣсти сво«ихъ боговъ, когда рѣшился воспѣть чудесное изобрѣ«теніе Дагера. Г. Лемерсье воображаетъ, что худож«никъ, влюбленный въ одну изъ дочерей солнца, Лам«пелію, пользуясь счастливою взаимностію чувствъ, по«хищаетъ всѣ тайны Геліоса, божества свѣта. Пори«физа, сестра Лампеліи, пришедши въ негодованіе отъ «слабости сестры своей и отъ дерзости смертнаго, ко«торый узналъ то, что оставалось сокровеннымъ отъ «глазъ всѣхъ смертныхъ, восклицаетъ: «C'est un vol au «soleil, c'est trahir nos mystères! Гнѣвъ Порифизы не «ограничивается тщетными укоризнами : чтобы от«мстить художнику за его святотатство она объем«летъ пламенемъ его діораму.» Я согласенъ съ журналистомъ: «что намъ до этихъ созданій воображе«вія, которыхъ мы ни представить, ни понять не «можемъ; у которыхъ не только-что нѣтъ земной «жизни, сообщаемой поэтами существамъ, однороднымъ «съ нами, но даже нѣтъ и жизни небесной, этаго «бытія, созидаемаго воображеніемъ и только вѣкамп утверждаемаго?» За поэзіей слѣдовала историческая проза философа Шотландской школы Жуфруа: «Fragmens d'une histoire de la revolution Grecque.» Онъ описалъ первую войну Грековъ за народную независимость, Бозмущеніе Пелопонеза и взятіе Триполицы, порывъ |