ляет отличительную черту Испанской исторіи: ни одинъ человѣкъ не напечатлѣваетъ своего имени на свою эпоху; ни одно событіе не останавливаетъ вниманія, если только исключить поэтическую осаду Гибралтара, когда Бурбоны изъ Версали, принцы, вельможи изъ глубины Европы и Африканцы изъ-за Атласа, толпясь на берегахъ пролива, дивились Гибралтарской горѣ, походившей на огненный столбъ, извергаемый Везувіемъ. Думали ли Испанки, своими воплями и стонамп начавшія 2-е Мая 1808 года, что онѣ оплакиваютъ не отъѣздъ малолѣтняго инфанта, но почти все живое поколѣніе Испаній, которое, завязавши въ этотъ день борьбу между минувшимъ и будущимъ своего отечества, растерялось на войнѣ отечественной и на войнѣ междоусобной, подъ руками палачей и подъ ножами убійцъ, отъ нищеты изгнанія и отъ солнца Африканскихъ президій*? Думали ли Испанскіе монахи, что они погибнуть, заклиная того враждебнаго духа, котораго вызвали 2-го Мая 1808 года? Думалъ ли Мюратъ, приказывая въ этотъ день разстрѣливать схваченныхъ Испанцевъ, что онъ король-кавалеристъ, великолѣпный денди, также будетъ схваченъ, связанъ и также безъ суда разстрѣлянъ? 2-е Мая 1808 года принадлежитъ къ тѣмъ историческимъ днямъ, которые означаютъ переходъ народа отъ однаго возраста въ другой; ибо жизнь народовъ * Мѣсто ссылки. измѣряется не простымъ временемъ, но подобными переходами, иногда совершающимися въ нѣсколько столѣтій, иногда въ самое короткое время. Этотъ роковой день, сквозь мглу многихъ лѣтъ, погребальнымъ факеломъ свѣтится надъ Испанією-кораблемъ, на которомъ, при ударахъ бури, ломающихъ корабль, матросы рѣжуть друг друга. При первомъ извѣстін объ отрѣченіи Фердинанда ѴІІ, Испанія вспыхнула какъ страсти на Востокѣ, чуждыя постепенности и границъ и совершила возстаніе такъ единодушно и одновременно, какъ при звукѣ тревоги Европейскія войска вскакиваютъ съ бивака. Это сравненіе тѣмъ вѣрнѣе, что Испанцы взялись за оружіе, не спрашивая, достанетъ ли у нихъ силы для нападенія пли для обороны? Какъ въ Европейскомъ войскѣ напрасно искать того, кто первый по звуку тревоги сталъ на свое мѣсто, такъ въ Испанскихъ деревняхъ и городахъ напрасно искать того, кто первый вскричалъ: «да здравствуетъ Фердинандъ VII! ѴІІ! смерть Французамъ!» Выраженіе: Испанія возстала какъ одинъ человѣкъ, останется классическимъ въ исторіи-но будетъ не полно: ибо Испанія возстала какъ одинъ человѣкъ, мучимый тѣмъ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ, при которомъ время стоитъ, а думы жгутъ. Положеніе народа спокойное, но грозное, не терпящее ни отлагательства, ни противорѣчія, уняло съ первыхъ дней возстанія происки людей, хотѣвшихъ остановить возстаніе изъ страха, изъ личныхъ выгодъ, въ надеждѣ лучшаго управленія при новой династіи. «Мы осрамимъ себя, если признаемъ королемъ Іосифа,» твердили Испанцы, полные народной гордости. Вскормленные матерями, не допускавшими ихъ къ груди безъ крестнаго знаменія, кропившими ихъ пеленки святою водою, Испанцы говорили: «еще «при Донъ-Пелагіо Мадона приняла Испанію подъ «свое покровительство : и мы оставимъ безъ защиты «Ея образа, блестящіе Испанскимъ золотомъ, Ея ста«туи въ одеждахъ, сшитыхъ Испанками, оставимъ «въ то время, когда Мадона въ Кавадонгской пещерѣ «проливает крупныя слезы; когда въ Мон-серратѣ «вѣнокъ изъ свѣжихъ цвѣтовъ на головѣ Мадоны «превратился въ черный!... Мученики вознеслись на «небо изъ-подъ рукъ палачей, изъ зубовъ звѣрей Рим«скаго цирка; святые съ помоста монастырскихъ ке«лій; дѣти Испанцевъ возносятся на небо съ ма терин«скихъ колѣнъ-мы Вознесемся съ поля сраженія, «покрытые кровію Французовъ какъ мученики пылью «Римскаго цирка, какъ Наши дѣти слезами мате«рей!...» Люди, холодные какъ политика, утверждаютъ, что лучше бы поступила Испанія, если бы признала королемъ Іосифа, и съ нимъ, безъ политическихъ потрясеній, совершила бы путь преобразованія. Но признавши Іосифа королемъ, Испанія, послѣ нѣсколькихъ частныхъ возстаній, которыя кончились бы разбоями какъ возстаніе Калабріи, утратила бы свою народность, безъ которой государству не совершить пути преобразованія, ибо безъ этой политической добродѣтели можно преобразовать народъ только въ илотовъ или обезьянъ. Испанія, покорная Іосифу, въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ существовала бы на Европейской ландкартѣ, подобно какому-нибудь королевству Вестфальскому, потомъ, при скрипѣ Наполеонова пера, подъ императорскимъ декретомъ, прибавила бы нѣсколько новыхъ департаментовъ къ великой имперіи; потомъ, въ одно утро, отъ торжественныхъ пушечныхъ выстрѣловъ, жители Мадрита проснулись бы Французами какъ жители Рима въ 1809 году. А какаго удивительнаго подвига не было бы въ исторіи! а какая чудная эпопея была бы потеряна для человѣчества—эпопея народа, забытаго въ углу Европы, казавшагося и посланникамъ и путешественникамъ толпой бродягъ, шайкой разбойниковъ, легкой добычей каждаго сильнаго государя, вздумавшаго удостоить Испанію завоеванія; народа, котораго существованіе ставилось ни-во-что на вѣсахъ Европейской политики, оставленнаго поколѣніемъ своихъ государей, съ крѣпостями и столицей проданнаго первымъ министромъ завоевателю, но народа, который почувствовалъ обиду, нанесенную его государю, какъ добрый сынъ чувствуетъ обиду, нанесенную его матери, возненавидѣлъ три цвѣта непріятельскихъ знаменъ, какъ мученики ненавидѣли вѣру своихъ палачей—и, какъ будто вдохновенный свыше, однимъ взглядомъ измѣрилъ глубину пропасти, готовой поглотить отече ство, и въ одно мгновеніе понялъ, что только отъ однаго себя долженъ ожидать спасенія! Безъ сборныхъ мѣстъ, безъ людей, способныхъ начальствовать, съ домашнимъ оружіемъ, при непріятельскихъ штыкахъ въ углахъ своихъ домовъ, при непріятельскихъ пушкахъ на улицахъ городовъ и деревень, возсталъ онъ противъ силы, тяготившей всю Европу, противъ государя-полководца, котораго геній можно сравнить только съ этой силой, тяготившей всю Европу. Съ духовенствомъ и съ женщинами бросался онъ подъ ноги завоевателю, чтобъ трупами остановить завоеваніе. Кто смѣетъ хулить поэта, что онъ, въ думѣ о небѣ, забылъ о землѣ? Кто смѣетъ хулить Испанцевъ, что они въ отечественную войну не заботились о собственности, о семействахъ, какъ начальникъ корабля, настигая непріятеля, не заботится о матросѣ, упавшемъ въ море; что они думали о бѣдствіяхъ Испаніи какъ Тель о лодкѣ, оттолкнутой имъ отъ земли въ жертву бурѣ, о лодкѣ, не имѣвшей ничего общаго съ его Швейцаріей: ибо лодка несла въ жертву бурѣ только враговъ его Швейцаріи? изъ Въ этой чудной эпопеѣ сколько эпизодовъ романтическихъ поэмъ и разбойничьихъ романовъ!... Наполеонъ, принимающій извѣстіе о войнѣ, объявленной ему Испанской юнтой, съ тѣмъ пренебреженіемъ, съ которымъ генералы Болье и Колли приняли извѣстіе о томъ, что какой-то Корсиканецъ, молодой какъ ихъ адъютанты, извѣстный нѣсколькими удач |