принесли носилки, кладутъ меня, а сами махаютъ рукою на Севастопозь: • Мы, говоритъ, Русь, туда, говоритъ, пукъ! пукъ!.... Я думаю себѣ: «идите, идите, - можеть, еще бываетъ такъ-то — напоретесь.. Тутъ одинъ снялъ шапку мѣховую и надѣлъ на меня, а самъ подперСя въ боки, стоитъ да смѣется. Шацка-то тяжелая такая, мнѣ аль ни на носъ наѣхала. Снялъ я; вижу смѣется, — ажъ досадно стало. Пырнулъ я ему шапку въ руки, да говорю: «ну-те къ свиньямъ съ твоею шапкою., Онъ надѣлъ на себя, подбоченился и отошелъ... А оттуда-жь тебя куда понесли? На лугъ, ваше благородіе. Стали подносить меня, глянулъ я, наши есть. Ну, слава Богу, думаю себѣ, не одинъ буду пробавляться. И долго лежалъ тамъ? Да дёнъ шесть, почитай. Сначала-то дня два они съ нами маяЧИЈИ, своихъ хоронили, и нашимъ, случалось, пули вынимали; я видѣлъ одну англичанской докторъ вынималъ нашему таки унтеръофицеру, такъ Боже сохрани: этакая острая, преострая, а въ середкѣ, пустая, должно, начинена чѣмъ. А какъ пошли къ Севастополю, съ нами только двое и осталось: докторъ, да еще какой-то. Докторъ-то изъ себя толстый, да рыжій; въ очкахъ... вится, Онъ теперь умеръ отъ холеры (*), даромъ что Англичанинъ, старался о насъ. Должно быть, онъ вытребовалъ для насъ десять мѣшковъ сухарей, четыре боченка рому, чаю, сахару ; стало быть, не сахару, а песку. Разъ и самъ отбилъ у Татарина двухъ коровъ, пристрѣлилъ ихъ изъ ружья; «ну, говоритъ, Русь, бери.» Мы-то ужь тутъ сами: у кого ноги есть, пойдетъ, воды принесетъ ; щи варили въ котелкахъ. Котелковъ-то у нихъ много, такіе, какъ наши, примѣрно, ведра, только къ верху пошире... Голодомъ не морили, а только жалостно было, ваше благородіе, на своихъ смотрѣть: перевязать рану нечѣмъ, да и докторъ-то одинь не спражаръ, опять же муха ѣстъ. Некоторые солдатики тамъ и попримерли. Иной чувствуетъ, что смерть близко, говорить: «ВЫнесите меня, ребятушки, на берегъ, чтобъ я живой-то еще вамъ не опротивѣлъ. • Возьмемъ и вынесемъ, все къ рѣкѣ клали... Чего не передумалось, ваше благородіе! Думаешь, или приколютъ, или въ подонъ возьмуть. Одначе нѣтъ-никого не прикалывали, благо Турка не допустилъ Англичанинъ да Французъ, а то-бъ тамъ всѣмъ былъ капутъ. Только, какъ еще наши лежали на полѣ, такъ ходили, деньги обирали. У меня денегъ-то за голенищемъ немного было, съ цѣлковый всего: получилъ, значитъ, жалованье, рубашонку купилъ, и тѣ подлая душа какая-то взяла... Жалный народъ, анаѳемскій: образкиблагословеніе, — и то снимали. Ну, да то должно невѣрные: туркизамухрышки. Какъ увидятъ, что англичане отошли, такъ и бѣжатъ какъ собака. Къ одному солдатику пристали, показываютъ копѣйку, - 8 а тесакомъ къ горлу прикладываютъ : давай, не то молъ тутъ-те и рѣшу. Солдатику-то должно было жаль денегъ, да и деньги-то не всѣ были свои ; золотыхъ три товарищи. дали. Сталъ упрямиться, а они ружьемъ-то какъ стали его въ грудь, да въ животъ подсаживать, почитай, до полусмерти избили. Отъ этого опосля на проходѣ и померъ. Да оно, ваше благородіе, не все турки; межъ англичанами есть тоже ребята ловкіе: спуску мало даютъ. У меня въ табашномъ-то кисетѣ было съ двугривенной мѣдныхъ, трубочка и кресало. Кресало важное этакое: пятиалтыннаго не взялъ бы. Сначала дня два не трогали, даромъ что курилъ при всѣхъ; только, должно, имъ нашъ табакъ не привычный: потянетъ носомъ дымъ, покрутитъ головою, * тю тюнъ, тютюнъ, говоритъ, Русъ!» Опосля одинъ-то изъ рыжихъ и подвернулся, цапнулъ у меня изъ рукъ кисетъ, взялъ кресало, съ гривенникъ денегъ, а гривенникъ, значитъ, оставилъ на заводъ... А хъ, ты подлый человѣкъ! — что ты съ нимъ сдѣлаешь!... Тутъ-то и уйтибъ можно, присмотру нѣтъ, пошелъ бы на волю Божую, да больно ужь ослабѣлъ-то я ; ночью пойдешь, попробуешь, оступишься въ канаву, а въ рану какъ желѣзомъ кольнетъ— и вернешься опять. А кТО оправился мало-мало, всѣ ушли. Ну, чтожь, скажи: какъ они, народъ видный? А-а, народъ ловкій, ваше благородіе, чистый изъ себя. Нашато дивизія съ десятаго декабря въ походѣ; по снѣгу-то мало пёрли! Отъ Москвы до Одессы чай тысячи двѣ верстъ отмахали, а все Богъ хранилъ. Опосля въ Молдавію еще заходили, а изъ Молдавіи-то ужь въ Крымъ. А онъ все по морю ѣздилъ, да на праходахъ, отгу лялся!... А мундиры-жь у нихъ красные? А-а, мундиры хорошіе, ваше благородіе. У англичанъ мундиры красные, красные, Одѣты всѣ легко, какъ кровь алая. - тутъ у нихъ бѣлыя одѣяла, нѣмецкаго сукна шинель, въ родѣ какъ капи— шонъ, а спереди-то у него всякіе причандалы, одна Фляжка съ ромомъ, другая съ водою, сухари въ сумкѣ черезъ плечо; такія сумки подѣланы, что лошадямъ на уши надѣваютъ. - А сражаются хорошо они? какъ есть, Ничего, ваше благородіе, идутъ ровно. Тутъ-то какъ съ орудій стали бить, мѣшались сильно, а то ничего: такъ-таки ломомъ и ломитъ. А то тамъ еще были, ваше благородіе, какіе-то: вотъ какъ въ Саратовской губерніи бабы носятъ сарафаны, спереди виситъ и сзади виситъ, поясомъ прихвачено, а сверху мундиръ надѣтъ, — такъ и ходитъ, а на ногахъ только чулочки, а тамъ ничего нѣтъ, ничего. На головѣ у нихъ шапки мѣховыя, а спереди виситъ звѣрье, что ли какое ободранное, должно барсукъ, какъ есть, цѣлый, съ лапками и головкой. Головка приходится какъ разъ на животъ; подниметъ ее — тамъ у него и кресало, и табачекъ и всякіе припасы... Какъ бы теперь, разсмотрѣлъ бы все хорошо, а то и глядѣть на нихъ не хотѣлось. Песъ ихъ знаетъ,что за народъ такой необрядный!... Сюда-жь васъ, кажется, на пароходѣ привезли? Точно такъ-съ. Какъ же на пароходъ васъ переносили? Матросы пріѣхали съ кораблей. Они насъ и перетаскивали на носилкахъ. Мы, думали, что въ Англію насъ цовезутъ, Одначе вѣтъ: ночью еще къ Севастополю заходили, должно къ отрядному начальнику. Какъ же тебѣ показалось на морѣ страшно? Страшно, ваше благородіе. Вѣтеръ-то этакой страшный былъ, что и Боже упаси. Пойдешь такъ-то по кораблю, такъ тебя и качаетъ: вотъ скажи, словно пьяный какой. Всѣ переблевались, ваше благородіе, аль ни срамно. А они-то народъ этакой ловкій, по праходу такъ вьюномъ и вьется, ходитъ, вотъ какъ бы, примѣрно, по корридору. Привычка—нельзя!... Э-е, да и хитро праходъ устроенъ. Видалъ я въ Саратовской губерніи купца Крохопяткина мельницу, стоитъ на горѣ, надъ рѣкою, примѣрно, здѣсь надъ моремъ, и мелетъ водою. Богъ ее знаетъ, какъ она такъ дѣйствуетъ, — одну воду изъ рѣки тянетъ, а другую въ рѣку пущаетъ ужь горячую. Тутъ наши солдаты, бывало рубашки моютъ и купаются, - полежишь съ полчаса, аль ни кости распарятся. Та хитро устроена, а этотъ еще хитрѣе... Тамъ у нихъ всякіе припасы, какъ дома : и коровы, и овцы, и куры, все, какъ есть; черепахи въ клѣткахъ содержатся. На пароходѣ хорошо-жь обращались съ вами? - Ничего-съ... Вечеромъ пріѣхали мы сюда, стали якорь бросать, праходъ останавливать. Начальникъ-то ходитъ по кораблю : «Одессъто, Одессъ, Русъ», и смѣется. Мы думаемъ: «что-жь ты подманываemb Одессъ-то, Одессъ! ты выпусти насъ, будемъ Бога молить. » Ему что-жь!—ему говоришь, а онъ себѣ говоритъ: онъ скажетъ, —ты не понимаешь; ему скажешь, — онъ не понимаетъ, —словно со скотомъ. Цѣлую ночь мы тутъ-то не спали: холодно, да и къ своимъ-то хочется; чувствуешь, что близко. Ужь они тамъ какъ меня ни ласкай, а только я имъ не рачитель, —компаніи я съ ними держать не буду... Утромъ поѣхалъ ихъ начальникъ на берегъ: ждемъ; всѣ кто могъ, всѣ вылѣзли наверхъ ; смотритъ, а сердце такъ и бьется, такъ бы кажись, и прянулъ. Одначе видимъ, — нашъ праходъ идетъ. Слеза, ваше благородіе, такъ прошибаетъ, —что больно рады-то были. Ну, какъ же теперь твое здоровье? Слава Богу, ваше благородіе, рана совсѣмъ, почитай, зажила, только въ боку маленько еще покалываетъ, да кашель бьетъ... Явите божескую милость, лекарствія какого ни на есть противъ кашлю : хочется скорѣе выписаться, ваше благородіе. Буду просить начальство, чтобъ опять въ полкъ. Наши-то, почитай, тамъ бьются, а тутъ лежишь. Не такое время теперь, ваше благородіе, чтобъ лежать-то, своимъ помогать надо. А тамъ, что Богъ дастъ, не двадцать разъ умирать.... Считаю долгомъ присовокупить, что въ настоящее время разскащикъ, унтеръ-офицеръ Григорьевъ, почти совершенно оправился и находится въ отдѣленіи выздоравливающихъ, въ Военно-Временномъ Л 21-го Госпиталѣ, въ Одессѣ. Военный медикъ М. КУЗНЕЦОВЪ. Мы, не пожалѣвъ мѣста, выписали весь разсказъ, во первыхъ потому, что онъ очень хорошъ и характеренъ, а вэ вторыхъ по слѣдующему поводу. Намъ давно хотѣлось обратиться ко всѣмъ тѣмъ. КТО въ настоящее время находится при театрѣ военныхъ дѣйствій или въ какомъ либо прикосновеніи къ нимъ, и имѣетъ возможность посвящать перу хоть нѣсколько минутъ въ день, намъ хотѣлось обратиться къ такимъ лицамъ съ просьбою набрасывать хотя бѣглыя замѣтки о томъ, что вокругъ нихъ дѣлается, что они видятъ, слышать. въ чемъ сами принимаютъ участіе. Нѣтъ надобности напоминать, что Мы переживаемъ время великое, о которомъ не намъ однимъ, но и всей Европѣ, или даже цѣлому свѣту долго потомъ не наговориться и словесно и печатно. И чѣмъ больше напишется замѣтокъ, схваченныхъ на самомъ мѣстѣ дѣйствія, въ самомъ пылу совершающихся Фактовъ, тѣмъ будутъ любопытнѣе и характернѣе будущія книги о нашемъ времени. Что касается редакціи «Современника», то она съ удовольствіемъ дастъ мѣсто въ своемъ журналѣ статьямъ въ родѣ разсказа г. Кузнецова или описанія парохода «Колхида», сколько бы такихъ статей ни было ей прислано. Съ нынѣшняго года издается въ Петербургѣ: «Газета Лѣсоводства и Охоты», подъ редакціею подполковника Корпуса Лѣсничихъ Ө. К. Арнольда, по одному листу еженедѣльно. Программа газеты слѣдующая: 1. Лѣсоводство въ Россіи; П. Пособія къ лѣсоводству; II. Лѣсоводство заграничное ; IV. Охота (Описаніе охотничьихъ орудій, способовъ ловли и травли; свѣдѣнія о разныхъ другихъ предметахъ, относящихся къ охотѣ; описаніе замѣчательныхъ случаевъ изъ охотничьей жизни и промысла; охотничьи разсказы, поговорки и т. п.); V. Библіографія; VI. Смѣсь; VII. ЧастьоФФиціальная. За подробнѣишимисвѣдѣніями отсылаемъ читателей къ программѣ «Газеты», которая уже и начала выходить. Мы получили первый нумеръ, содержащій въ себѣ слѣдующія статьи: 1) « Нѣсколько словъ о причинахъ недостаточной въ Россіи заботливости къ сохраненію лѣсовъ»Ө. Арнольда. 2) « Практическія замѣчанія о рабочей силѣ, потребной для производства нѣкоторыхъ работъ въ лѣсныхъ плантаціяхъ Таврической губерніи». 3) « Лѣсной пожаръ во Франціи». 4) • Посѣвъ дубовыхъ желудей, пустившихъ ростки» и 5) небольшая охотничья замѣтка, подъ названіемъ: « Озадачилъ пѣтухъ». Затѣмъ слѣдуетъ часть ОФФиціальная, въ отношеніи къ лѣсоводству. Всѣ перечисленныя нами статьи дѣльны, любопытны и хорошимъ языкомъ написаны. Наружный видъ газеты очень красивъ. Цѣна годоваго изданія « Газеты Лѣсоводства и Охоты», съ приложеніями и съ пересылкою по почтѣ или съ доставкою въ С. Петербургѣ на домъ, полагается в руб. 50 коп. сер., а безъ пересылки и безъ доставки 4 руб. сер. Подписка принимается: въ С. Петербургѣ, въ редакцій, при Лѣсномъ Департаментѣ, у Синяго моста, въ домѣ Министерства Государственныхъ Имуществъ, и у коммиссіонера II Отдѣленія Собственной Его Императорскаго Величества Канцеляріи, почетнаго гражданина Лоскутова, въ КНИЖНОмъ магазинѣ сего послѣдняго, противъ Гостинаго двора, въ Большой Садовой улицѣ, въ домѣ Балабина. При подпискѣ долженъ быть доставленъ самый точный адресъ подписчика, ибо иначе редакція не можетъ ручаться въ исправности и своевременномъ доставленіи «Газеты ». Заключимъ наши « Извѣстія" нѣсколькими замѣтками объ италь янской оперѣ и испанскихъ танцахъ: Доницетти былъ нѣкогда любимцемъ петербургской публики, которая не могла безъ восторга слушать Рубини и Віардо въ «Лучін», Гризи и Маріо въ «Лукреціи Борджіа» и потомъ Де-ла-Гранжъ въ . Любовномъ Напиткѣ». Всѣ эти оперы, хотя не очень глубоко задуманныя и нечуждыя разсчета но эффектъ, нравились необыкновенною легкостію выраженія, граціею музыкальныхъ пріемовъ и роскошною пѣвучестію мелодій. При счастливой обстановкѣ, подобныя оперы заставляли мириться съ итальянскимъ стилемъ даже тѣхъ суровыхъ приверженцевъ контрапункта, которые вообще сравнивали итальянскую оперную музыку съ сладкими до приторности конфетами. Привыкнувъ однако къ неистощимому разнообразію, игривости и округленности твореній Доницетти, публика наша остановилась въ раздумьи надъ двумя большими операми того же маэстро : Фаво- риткой» и « Поліевктомъ», данными въ продолженіе нынѣшняго сезона, и кажется послѣдствіемъ этого раздумья было маленькое разочарованіе въ достоинствахъ синьора Гаэтано. О «Фавориткѣ» и впеча тлѣніи, оставленномъ ею въ публикѣ, мы уже говорили, и потому скажемъ теперь нѣсколько словъ о « Поліевктѣ, и о томъ какъ онъ былъ принять нашими меломанами. Если посредственный и безцвѣтный сюжетъ не мѣшаетъ дарови тому композитору написать прекрасную оперу и заставить совершенно забыть о слабыхъ сторонахъ либретто, если Донъ-Жуанъ Моцарта, доходящій по сюжету своему до уродливаго и нелѣпаго, не перестаетъ однако въ музыкальномъ отношеніи быть великимъ произведеніемъ, то Доницетти, при сочиненіи «Поліевкта», тѣмъ менѣе представлялось труда написать что нибудь удачное, что сюжетъ этой оперы дѣйствительно хорошъ И даже, смѣемъ думать, даетъ много матеріаловъ для музыкальнаго развитія. Высокіе интересы, которые руководствуютъ здѣсь поступками дѣйствующихъ лицъ, сильные характеры, опредѣляемые религіозными убѣжденіями, и наконецъ, борьба элементовъ язычества и христіанства и торжество послѣдняго открывали здѣсь композитору обширное поле для творчества и вмѣстѣ налагали на него требованія сознательнаго, обду , |