обнимаетъ, а иногда и цалуетъ своего кавалера, музыкантовъ п павца. Куплеты сегидильи и Фанданго большею частію импровизируются, и если танцовщица очень хороша, то для полученія ея поцелуя всегда являются охотники, изъ которыхъ каждый въ свою очередь поетъ свой куплетъ (coples), принаровленный къ танцовщица в состоящій обыкновенно изъ четырехъ стиховъ. Вотъ нѣсколько куплетовъ фанданго, которые удалось мне запомнить по ихъ особенмой наивной оригинальности: (Отныне и навсегда вотъ какое дамъ тебѣ проклятіе: да будетъ у тебя много богатства, когда не будетъ у тебя вкусу). (Возьми, дитя, этотъ апельсинъ, что я сорвалъ въ своемъ саду: по рѣшь его поломъ, потому-что въ немъ мое сердце.) Mil almas que tubiera Te diera juntas: No los tengo, mas toma Mil veces una, (Волибъ во мнѣ было тысяча душъ, я бъ ихъ всѣ виѣстѣ отдалъ тебѣ: нѣтъ то мнѣ ихъ, возьми лучше тысячу разъ одну.) No os engria senora, Ser de alta es fera (Не важничай, синьора, что ты высокаго рода: бываютъ лѣстницы и для высокихъ башенъ.) Къ сожалѣнію испанцы плохіе пѣвцы и вовсе не отличаются голосами. Въ Италія, какъ вы знаете, любой уличный мальчикъ уди витъ иностранца звучностію своего голоса и широкою манерой павія; а здѣсь по улицамъ большею частію слышишь только однообразный напѣвъ Фанданго, который при дурномъ пѣньи въ носъ, свойственномъ андалузцамъ, походитъ на какую-то татарскую песню. Мелодія Фанданго монотонна, однообразна и оканчивается словно меланхолическимъ вздохомъ, а танецъ живъ, увлекателенъ. Испанская народная музыка для непривычнаго уха кажется очень разкою: можетъ быть это происходитъ отъ внезапныхъ переходовъ изъ одного тона въ другой. Но въ этихъ острыхъ и грустно-страстныхъ мелодіяхъ чувствуется вольная и смѣлая жизнь, которая не успѣла еще уложиться въ европейскія формы. Энергическій, смѣлый, всегда тревожный очеркъ испанскихъ мелодій такъ противоположенъ спокойному и широкому рисунку мелодій итальянскихъ; но особенная оригинальность ихъ въ томъ, что они при меланхолической мелодін имѣютъ всегда самый живой, стремительный темпъ. Манера народнаго пѣнія очень похожа на манеру пашихъ цыганъ, и я думаю, что наши цыганы должны превосходно пѣть испанскія пѣсни. Въ андалузскихъ пѣсняхъ безпрестанно употребляются слова цыганскаго нарѣчія и каждая сколько-нибудь увлекательная мелодія называется или цыганскою (cancion gitana), или оцыганенною (agitanada). Удивительно, какъ цыганы повсюду вѣрны своей природѣ, и какъ могучъ этотъ типъ, если онъ въ теченіи столькихъ столѣтій и на такихъ противоположныхъ концахъ Европы, какъ Россія и южная Испанія, сохраняетъ оригинальность и тождество своего характера. Но здѣсь трудно отличить ихъ отъ испанцевъ, только волосы у нихъ курчавѣе и цвѣтъ кожи желтѣе, а цыганки кромѣ этого еще любятъ преамущественно одѣваться въ яркіе цвета. Несмотря на то, что здѣсь цыганы не ведутъ кочевой жизни, какъ у насъ, а живутъ осѣдло по городамъ, несмотря, что, благодаря инквизицій, они исповѣдуютъ католическую религію ихъ привычки, характеръ, занятія тв же, что и у насъ. Я часто хожу къ нимъ въ Тріану. Если есть охота посмотрѣть на ихъ танцы, стоитъ только купить на двѣ піацеты (2 р. 50 ас.) вина и лакомствъ, и цыганы готовы пѣть и танцовать до упаду. А у цыганъ ola сдѣлался самымъ циническимъ тапцемъ. - Комнаты Fonda de la Europa, въ которой живу я, выходятъ на мавританскій дворъ (здѣсь это необходимая принадлежность каждаго дома; такъ устроены и кофейныя и гостинницы), со всѣхъ сторонъ обставленный тонкими мраморными колоннами; посреди, въ большой мраморной чашѣ, бьетъ фонтанъ, окруженный гущею южно-американскихъ растеній и цвѣтовъ, которые здѣсь также правильно ростутъ, какъ въ своемъ отечествѣ. Во время жара надъ дворомъ ната гивается полотно, и въ этой душистой прохладѣ мы завтракаемъ, обѣдаемъ, читаемъ газеты. Здѣсь patio тоже, что въ гостинницахъ Франців и Германіи общая зала путешественниковъ. Комнаты, идущія около «двора», освѣщаются только своими стеклянными дверьми, выходящими на дворъ; оконъ нѣтъ. Внутреннія комнаты севильскихъ домовъ вовсе не соотвѣтствуютъ ихъ изящнымъ «дворамъ». Напримѣръ эта Fonda de la Europa - самая великолѣпная изъ всѣхъ видѣнныхъ мною гостинницъ Испаній, а вы не можете представить себѣ болѣе скромнаго убранства жилыхъ комнатъ; стѣны выкрашены бѣлою известью, самая простая кровать, обтянутая на глухо зеленой кисеею, отъ ночныхъ мухъ. маленькій столъ изъ простого де рева, надъ которымъ виситъ маленькое, въ четвертку зеркальцо; три стула, на полу плетенный соломенный коверъ. Обѣдъ здѣсь сносенъ: одно уже то хорошо, что онъ приготовляется не на зеленомъ оливковомъ маслѣ, а на свиномъ салѣ. Кофе вездѣ въ Испаній варятъ дурно, но зато въ самомъ послѣднемъ крестьянскомъ домѣ вамъ подадуть такой шоколатъ, какого вы не найдете ни у какого гастронома въ Европѣ. По вечерамъ съ 8 и 9 часовъ начинается гулянье на alameda del Лиqие. На югѣ нѣтъ нашихъ долгихъ сумерекъ: ночь наступаетъ тотчасъ по захожденіи солнца. Alameda del Duque небольшая площадь, обсаженная высокими, густыми акаціями и освѣщенная множествомъ фонарей; по обѣимъ сторонамъ сдѣланы скалы, середи Фонтанъ, широкимъ, разсыпающимся букетомъ бросающій воду и постоянно освѣжающій улушливо-теплый воздухъ. Около площади расположены кофейныя, лавочка съ холодною водою, лимонадомъ. Alameda del Duque царство черныхъ севильянокъ. Не ужасно ли, что эта поэтическая красота не показывается при дневномъ свѣтѣ, а бываетъ видима только по ночамъ. Къ счастію для меня, теперь стоять ярків, лунныя, ночи. Что за живые разговоры, что за откровенный смѣхъ раздаются на этомъ гуляньѣ ! О свободѣ, царствующей здѣсь, въ Европа не имѣютъ понятія: здѣсь словно каждый у себя дома. Эта непринужденность, этотъ громкій смѣхъ, эта живость разговоровъ, какъ все это не походитъ на европейскія гулянья, а тѣмъ менѣе на наши, на которыя мужчины и женщины выходятъ съ такими натянутыми, заучеными лицами и манерами. Но что особенно замѣчательно эта непринужденность, эта свобода, проникнутыя здѣсь самою изящною вѣжливостью; это не заученная, не условная вѣжливость, принадлежащая въ Европѣ одному только хорошему воспитанію, а такъ сказать врожденная; вѣжливость и деликатность чувства, а не однѣхъ формъ, какъ у насъ, и которая здѣсь равно принадлежитъ и G гранду и простолюдину. Испанецъ вѣжливъ не изъ долга, не съ одними только порядочно одѣтыми людьми, въ этомъ отношенія здесь одежда не значитъ ничего, - онъ равно вѣжливъ со всѣми, и денди ЗДЕСЬ не стыдится поклониться одѣтому въ плащь съ заплатами или сказать, что онъ знакомъ вонъ съ тѣмъ лавочникомъ. У женщинъ въ живости разговора иногда мантилья спадаетъ съ головы, эти мурильовскія головки съ нардомъ или жасминомъ въ великолвоныхъ волосахъ, освѣщенныя луною, производятъ впечатлѣніе обаятельное; ночной запахъ цвѣтовъ, особенно нарда, страшно раздражаетъ нервы: надобно быть здѣсь среди этой жаркой ночи, освѣжаемой фонтаномъ, ходить между этими толпами золотисто-блѣдныхъ женщинъ, одинаково одѣтыхъ въ черное, одинаково покрытыхъ черными кружевными мантильями, видѣть эту яркую живость физіономій, этотъ африканскій блескъ глазъ, сверкающихъ изъ-за вѣйера, наконецъ дышать воздухомъ, напоеннымъ нардомъ и жасминомъ изъ этихъ вочтобъ понять лось, словомъ, надобно испытать одну такую ночь, все очарованіе Севильи. На Alameda не слышно словъ senor и senora, а только dona Dolores, don Fernando; dona Angeles, don Luis; здѣсь еще болѣе, чѣмъ въ средней Испаній слѣдуютъ обычаю звать другъ друга по именамъ. Подумаешь, что находишься на какомъ-нибудь семейномъ праздника. А какъ вамъ покажется слѣдующій обычай: на alameda можно заговорить съ своимъ сосѣдомъ или сосѣдкой на скамьѣ.... не смѣйтесь надъ моими словами, не судите о Севильѣ по обычаямъ европейскимъ и не спѣшите изъ этого заключать о легкости севильянокъ. Здѣсь это не удивляетъ, не оскорбляетъ женщины: здѣсь это въ нравахъ. Отъ этого нѣтъ города въ Европѣ, въ которомъ было бы больше случаевъ къ знакомству и сближенію. Но, по странному противорѣчію, для дѣвушекъ здѣсь больше свободы, нежели для женщинъ. Въ Севилѣѣ вообще женіцинъ втрое болѣе нежели мужчинъ; слѣдствіемъ этого-то, что здѣшнія дѣвушки томятся не одною только любовью, но и желаніемъ выйти за-мужъ, и въ андалузскихъ правахъ каждой дѣвушкѣ имѣть своего novio жениха. Если вы понравились дѣвушкѣ, она тотчасъ дасть вамъ это замѣтить; заговорите съ ней, когда она вечеромъ прогуливается, и хоть бы съ матерью, она отвѣтитъ вамъ и скоро позволитъ придти ночью къ ея окну. Прогулка по Севильѣ ночью особенно интересна. Безпрестанно видишь у оконъ мужчинъ въ плащахъ и андалузскихъ шляпахъ: на ночныя бесѣды у оконъ и балконовъ непремѣнно ходятъ въ національномъ костюмѣ. Мужчина, при вашемъ приближеніи, завертывается въ плащь такъ, что закрываетъ имъ свое лицо; разговоръ прервался и проходя мимо окна, вы увидите въ сторонѣ его два сверкающихъ глаза... глаза андалузки и въ темнотѣ сверкаютъ! Но остерегайтесь по нѣскольку разъ проходить передъ окномъ, у котораго идетъ таинственная бесѣда, васъ могутъ принять за подсматривающаго соперника, а здѣсь никто не ходить на вочное свиданіе, не запасясь стилетомъ или по-крайнеймерѣ ножомъ. Даже ночные патрули уважаютъ кавалеровъ ночи, позволяя себѣ только невинныя остроты на ихъ счетъ. Мать знаетъ, что дочь ея разговариваетъ по ночамъ у окна съ молодымъ человѣкомъ; дочь говоритъ, что это ея novio женихъ. Большая часть браковъ составляется посредствомъ этихъ ночныхъ разговоровъ; случается, что иные разговариваютъ такъ по цѣлому году, и послѣ женятся, видаясь только или у окна, или въ церкви. Если поvio отсталь, на дѣвушку это не бросаетъ ни малѣйшей тѣни, да и на его мѣсто тотчасъ же является другой. Сколько иностранцевъ, пріѣхавъ сюда на недѣлю, заживаются здѣсь по году и болѣе, между тѣмъ какъ въ Севильѣ, кромѣ «бѣга быковъ» и плохого театра, нѣтъ никакихъ развлеченій. Но эти нравы имѣютъ столько романтической прелести, въ этихъ чудныхъ женіцинахъ столько потребности любить (здѣсь это ихъ единственное занятіе)! и я понимаю, какъ въ двадцать лѣтъ, при горячей крови, пылкомъ, увлекающемся сердцѣ, и если при этомъ стремленіе къ наслажденіямъ преобладаетъ надъ всѣми другими стремленіями, я понимаю, какъ можно въ Севильѣ прожить цѣлые годы въ самомъ блаженномъ снѣ, который право стоитъ многихъ другихъ, дѣловыхъ сновъ. Но я долженъ однакожь сказать, что здѣшніе молодые люди жалуются на севильскихъ дѣвушекъ, будто онѣ имѣютъ постоянною цѣлію выйти за-мужъ и въ своихъ сближеніяхъ съ молодыми людьми, въ своихъ ночныхъ свиданіяхъ у оконъ, слѣдуютъ совѣтамъ матерей, съ которыми будто бы заключенъ у нихъ оборонительный и наступательный союзъ. Впрочемъ мнѣ случилось удостовѣраться и въ противномъ. Я знакомъ здѣсь съ однимъ молодымъ американцемъ изъ Новаго Орлеана: онъ пріѣхалъ взглянуть на Севилью, -и живетъ здѣсь уже восьмой мѣсяцъ. Онъ любить и любимъ. Мать запретила даже его любезной сидѣть по ночамъ у окна, оконная рама была задѣлана желѣзомъ, но дочь все-таки нашла средство видѣться съ нимъ.... Правда, что здѣсь нѣтъ ничего легче, какъ познакомиться съ дѣвушкою и получить отъ нея свиданіе у окна, но между этого рода сближеніемъ и ея любовью далеко. Первое есть можетъ быть не болѣе, какъ страшное средство раздражить чувственность и привязанность, чтобъ заставить жениться; другое.... да другое не требуетъ объясненій.... Андалузка въ высшей степени кокетлива; она тотчасъ чувствуетъ |