В Италии брать мой узналъ отъ кого-то изъ русскихъ, что ты за-мужемъ. Сперва онъ не повѣрилъ этому, потомъ какъ сумасшедшій поскакалъ въ Россію. По дѣламъ надобно было ему заѣхать в Одессу, оттуда пріѣхалъ онъ ко мнѣ, не пивши, не ѣвши, не спавши.

Я испугалась не на шутку, когда онъ вбѣжалъ ко миѣ, худой, блѣдный, съ глазами какъ огонь. Правда ли, что она вышла за-мужь? было первое его слово. Я не знала, что отвѣчать, и залилась слезами. Онъ упалъ на стулъ и нѣсколько минутъ не могъ ничего выговорить. Я наконецъ подошла къ нему и поцаловала его. Голова его горѣла какъ въ огнѣ. Мы съ мужемъ уговорили его лечь въ постель; въ этотъ же день открылась у него странная горячка.

Я просиживала ночи у его постели. Онъ плакалъ, метался во всѣ стороны, проклиналъ свою вѣтреность, называлъ тебя неиначе, какъ своею Полинькою. То хотѣлъ онъ застрѣлиться, то съ восторгомъ припоминалъ время, когда онъ видѣлъ тебя въ пансіонѣ и по часамъ говорилъ съ тобою. Въ первый разъ заснулъ онъ только, когда кризисъ болѣзни миновался: воспользовавшись этимъ, и я ушла въ свою спальню и заснула какъ убитая.

Вдругъ чувствую я, кто-то меня трогаетъ. Просыпаюсь; онъ стоить передо мною, въ сюртукѣ и каскѣ. «Сестра, вели же мнѣ дать лошадей», сказалъ онъ: «развѣ я ребенокъ, что меня не пускають?»

- Зачѣмъ тебѣ ѣхать? спросила я.

Онъ весь вспыхнулъ и затрясся. Онъ говорилъ, что комунибудь изъ двухъ надо выбраться со свѣта, что Саксу видно на роду написано сталкиваться съ Галицкими. Я поняла, что онъ хочетъ ѣхать въ Петербургъ и стрѣляться съ твоимъ мужемъ.

Долго умоляла я его опомниться: онъ и слышать ничего не хотѣлъ. По счастію увидѣлъ онъ у кровати моей твой портретъ, который съ тебя писали, когда тебѣ было двѣнадцать лѣтъ. Сначала онъ бросился къ нему съ ожесточеніемъ, схватилъ его со стола, но, вглядѣвшись въ твои черты, сталъ цаловать его, жать къ своей груди. Усилія эти такъ его ослабили, что мы опять снесли его на постель, безъ труда. Наконецъ онъ успокоился, пересталъ тосковать и какъ будто привыкъ къ мысли, что ты не можешь ему принадлежать. «Все, что мнѣ осталось»,

говорилъ онъ мнѣ съ тѣхъ поръ: — «это изрѣдка видѣть ее и мо

литься за ея счастіе».

Боже мой, Полинька, какъ мнѣ становится грустно, когда я подумаю, что сдѣлалось изъ этого молодого человѣка, за которымъ такъ гонялись наши дамы, который жилъ такъ беззаботно и не зналъ, есть ли горе на свѣтѣ....

Передъ отъѣздомъ его я дала ему это письмо. Ангелъ мой, пожалѣй его, присовѣтуй ему чѣмъ-нибудь заняться, обласкай его. Онъ еще такъ молодъ, все это пройдетъ, онъ перемѣнится, будетъ имѣть къ тебѣ дружбу.... безъ этого онъ или застрѣлится, или попадетъ въ какую-нибудь бѣду. Пуще всего, не го вори твоему мужу, что ты знаешь про всю эту несчастную любовь: избави Богъ, если они встрѣтятся. Ты не знаешь, какой человѣкъ этотъ Саксъ: онъ погубить бѣднаго моего Сашу. И теперь я ночей не сплю, когда объ этомъ думаю.

Ты пишешь о дуэли, въ которой когда-то былъ замѣшанъ твой мужъ, — я разскажу тебѣ всю эту исторію, чтобъ ты поняла, какъ необходимо тебѣ беречь моего брата, и какъ можетъ повредить ему излишняя твоя откровенность съ мужемъ.

свое

Исторія эта случилась, когда я только что кончила ученье, а ты была еще въ среднихъ классахъ. Въ то время, по какому-то случаю, много русскихъ жило въ Парижѣ, и они, по обыкновенію нашей молодежи, сорили деньгами и веселились вволю. Мужъ твой тоже тамъ жилъ и разсказывалъ всѣмъ, что учится чему-то, какъ будто нельзя учиться у себя дома. На одномъ изъ тамошнихъ театровъ была въ большой модѣ молоденькая и преизбалованная актриса. Она играла по большей части мальчиковъ.... можешь судить, какого поведенія была эта женщина. Почему-то наши шалуны не взлюбили ее, а особенно однофамилецъ нашъ Галицкій, не князь, а просто Галицкій, товарищъ Саши и пріятель его по корпусу. Актриса, по какому-то особенному случаю, почувствовавъ припадокъ скромности, не пустила къ себѣ Галицкаго, несмотря на все его стараніе сблизиться съ нею. То былъ мальчикъ бойкій, умный, богатый и вовсе не привыкшій къ такимъ отказамъ. Онъ подобралъ себѣ компанію изъ ея противниковъ и рѣшился дать порядочный урокъ своенравной актрисѣ.

Одинъ вечеръ, чуть вышла она на сцему, поднялся шумъ, гвалтъ, каждое слово ея встрѣчалось свистками и насмѣшками.

Публика увлеклась скоро общимъ расположеніемъ, шумѣла и потѣшалась. Кто кричалъ пѣтухомъ, кто блеялъ какъ баранъ, а Галицкій давалъ полную волю своему негодованію и просто бранился изъ перваго своего ряда. Пріемъ этотъ такъ удивилъ актрису, что она разкапризничалась, подошла къ рамкѣ, хотѣла что-то сказать и залилась слезами.

Ну конечно молодежь свѣтреничала, да что же это за криминальное преступленіе?

Въ это время Саксъ вышелъ изъ своего ряда и, ставши у оркестра, обратился къ переднимъ рядамъ публики. Господа, сказалъ онъ, обращаясь и къ шумящимъ и къ нешумящимъ : я объясню вамъ причину этого скандала. Вчера одинъ мой пріятель бился объ закладъ, что онъ въ четверть часа успѣетъ поднять всю публику противъ самой любимой ея актрисы.

Слова эти ловко были придуманы, шумъ сталъ утихать, И скоро всѣ замѣтили, что продолжалъ кричать одинъ Галицкій. Пріятели рѣшились поддержать его, и шумъ опять было сталъ подниматься. Тогда мужъ твой подошелъ къ Галицкому и силою посадилъ его на мѣсто. Осрамленный безжалостно передъ всею публикою, бѣдный Галицкій бранился и кричалъ, пока полиція не заставила его выйти. Передъ уходомъ однако онъ вызвал на дуэль Сакса, почтеннаго защитника актрисы.

На другой день хотѣли ихъ помирить. Кто же, думаешь ты, отказался? Теперешній твой муженекъ. Онъ потребовалъ бездѣлицы чтобы Галицкій помѣстилъ въ газетахъ извинительное письмо передъ этой дѣвчонкой, которая, къ довершенію Эффекта, еще и захворала или сказалась больною. Вотъ оно рыцарство!

Галицкій взбѣсился еще хуже. Ихъ развели: Галицкій выстрѣлилъ первый и далъ промахъ. Саксъ подошелъ къ нему и сталъ тихо говорить съ нимъ. Разговоръ этотъ пересказалъ мнѣ сосѣдъ мой по имѣнію, Залешинъ, бывшій секундантомъ въ этомъ несчастномъ дѣлѣ.

Напишите письмо и выставьте внизу первую букву ваше

го имени, говорилъ Саксъ.

--

отсюда.

Не хочу, отвѣчалъ Галицкій.

Не подписывайте же письма вовсе,

Не хочу, говорилъ Галицкій.

Великодушный рыцарь покачалъ головою, отошелъ на пятнадцать шаговъ — и прострѣлилъ ему голову. Тотъ и не пикнуль. Мало этого. Ты думаешь, онъ бросился къ убитому, плакалъ, рвалъ свои волосы? — Саксъ подошелъ къ секундантамъ, которые хлопотали около мертваго тѣла, и холодно взглянулъ на обезображенное гнѣвомъ и судорогами лицо Галицкаго. Господа, тихо сказалъ онъ: не жалѣйте объ этомъ молодомъ человѣкѣ. Вѣрьте мнѣ, изъ него бы вышелъ только бездушный извергъ.

Этому-то случаю, та petite Paulette, обязана ты тѣмъ, что слушаешь такіе милые разсказы о Кавказѣ и сраженіяхъ, гдѣ былъ твой мужъ. Да онъ недолго былъ тамъ.... черезъ годъ ему все воротили.

Я бы не написала тебѣ этого несчастнаго разсказа, еслибъ не шло дѣло о томъ, какъ предохранить брата моего отъ бѣды. Я вполнѣ уважаю твоего мужа, и, несмотря на то, что я, по словамъ его, скандалёзная дама, мнѣ не хочется чернить его

въ твоихъ глазахъ.

Ты поймешь теперь, душенька Полинька, почему я прошу тебя такъ горячо за моего брата. Позволь ему хоть смотрѣть на тебя, хоть изрѣдка поговорить съ тобою. Поучи его уму-разуму и пожалѣй о немъ: по душѣ своей онъ стоитъ этого, по душѣ онъ ребенокъ, добрый и благородный. Бояться тебѣ нечего: вѣдь это только въ романахъ пишутъ, что выходитъ бѣда, если при мужѣ и женѣ заведется еще влюбленный молодой человѣкъ....

ГЛАВА II.

Пока два эти письма лежатъ еще въ карманѣ у князя Галицкаго и податель ихъ обдумываетъ планъ атаки на чужое счастіе, посмотримъ на житье молодыхъ супруговъ, принявшихъ такое похвальное намѣреніе перевоспитать другъ друга по

своему.

Былъ часъ второй передъ обѣдомъ. Полина Александровна Саксъ сидѣла въ своемъ причудливо убранномъ будуарѣ, сморщившись, надувъ губки, нахмуривъ брови по образцу Юпитера Олимпійскаго. Она разсѣянно перелистывала книжку каррика

туръ Гранвиля, котораго талантъ въ то время уже начиналъ

выказываться.

Было отчего сердиться и думать о своемъ несчастіи: цѣлая буря бѣдъ, огорченій, обманутыхъ надеждъ, разочарованій, обрушилась на хорошенькую голову молодой дамы.

Прежде всего да будетъ извѣстно, что Поля (то была прескверная и презлая собачка, которую мадамъ Саксъ, въ избыткѣ нѣжности, назвала собственнымъ своимъ именемъ), Поля объѣлась и захворала. Скверное созданіе, съ мутными глазами и мокрымъ рыломъ, лежало на другомъ креслѣ, на мягкой подушкѣ, и угрюмо ворчало на свою госпожу, къ которой и самые злѣйшіе псы подходили и ласкались, какъ къ двухълѣтнему ребенку.

Потомъ платье, въ которомъ надо было ѣхать сегодня въ собраніе, не было еще готово. Правда, мадамъ Баръ, или Изамбаръ, или Нальпаръ божилась, что къ вечеру все поспѣетъ.... да это что за отговорка?

Потомъ маменька только что уѣхала, а передъ тѣмъ побранила Полиньку, зачѣмъ позволила она мужу везти себя вчера въ русскій театръ.

Потомъ и это было точно ужасно курьеръ пріѣхалъ ранехонько поутру и потребовалъ Сакса къ министру. Самъ Костя вчера разсказывалъ, что теперь на время развязался со службою, а вдругъ, не доспавши, вскочилъ какъ угорѣлый и до сихъ поръ не пріѣзжалъ.

Итакъ, вамъ легко понять, отчего широкая, готически убранная комната казалась Полинькѣ и пуста и мрачна, отчего группа Амура и Психеи, граціозно выдвигавшаяся отъ противоположной стѣны, выводила ее изъ терпѣнія своею непристойностію, отчего святая Цецилія, изгнанная изъ спальни, както лукаво смотрѣла на мадамъ Саксъ и какъ будто подсмѣивалась надъ ея горемъ.

Вотъ почему Полинька Саксъ уже съ полчаса сидѣла въ широкомъ креслѣ, прижавшись совсѣмъ къ уголку, подогнувши ножки и уцѣпившись руками за колѣни. Три собачки, загнувъ хвосты кверху, напрасно ходили около нея: она не садилась къ нимъ на полъ, не цаловала ихъ, а только время отъ времени заботливо посматривала на больную свою Полю.

Вдругъ собаки поджали хвосты и, будто по командѣ, справа по одной вышли изъ комнаты. Чьи-то шаги послышались вда