ствѣ обладала она! Я видѣлъ комнаты, на меблировку которыхъ истрачены огромныя суммы; чего тутъ нѣтъ? бронза, бархатъ, зеркала трехъ-саженныя, плафоны расписанные, занавѣсы изъ шолковой матеріи толщиною въ три пальца, диванъ и столы изъ цѣльнаго орѣха или краснаго дерева, разставленные съ безукоризненной симметріей, и проч... И знаете ли, что, несмотря на такую роскошь, эти комнаты дурно меблированы? Съ однѣми деньгами безъ вкуса не произведешь ничего изящнаго, художественнаго, хотя, правда, съ однимъ же вкусомъ и безъ денегъ... увы! не произведешь ровно ничего... Но дѣло не въ томъ; обратимся къ нашей героинѣ. Такъ она сидѣла, какъ я сказалъ, въ своемъ будуарѣ.... Но прежде всего, нежели гсворить о ней, я скажу вамъ нѣсколько словъ о ея будуарѣ. Въ этомъ будуарѣ не было ни трехъ-саженныхъ зеркалъ, ни бронзы, ослѣпляющей зрѣніе, ничего поражающаго, ничего выдающагося, ничего изысканнаго. Войдя въ эту комнату, вы не была бы поражены богатствомъ, хотя здѣсь каждая самая незначительная вещь была пріобрѣтена на вѣсъ золота; но васъ поразили бы здѣсь прежде всего эта простота, этотъ изящный безпорядокъ, этотъ очаровательный комфортъ, это непередаваемое умѣнье убрать комнату такъ, что, войдя въ нее, не захочется вѣкъ изъ нея выйти.... Было около 7 часовъ вечера.... Въ каминѣ, обитомъ бархатомъ, на которомъ стояли небольшіе бронзовые часы и канделабры - истинпо-художественныя произведенія Герена (*), догоралъ огонь... Она собиралась въ оперу.... Небольшая и низенькая двухмѣстная карета на лежащихъ рессорахъ работы великаго Фребеліуса (") ожидала ее у подъѣзда. Туалетъ ея отличался необыкновенною кокетливостію и утонченнымъ вкусомъ. Ея темные, немного вслнистые волосы были причесаны гладко и закрывали уши до серегъ; изъ ея роскошной массивной косы выходили съ обпихъ сторонь плоскія петли изъ розовыхѢ лентъ, которыя спускались довольно низко, чудно украшал е я античную головку. Ея серьги... на эти серьги нельзя было не обратить вниманія... онѣ были такъ оригинальны и новы! Четырехь-угольной формы (pave), какія только что начинаютъ носить теперь, онѣ состояли изъ большого опала, осыпаннаго брильянтами.... На ней было розовое платье изъ итальянской тафты, убранное вырѣзными воланами до самого корсажа. - Итакъ, Жоржъ, до свиданія, сказала она молодому человѣку, который задумчиво сидѣлъ возлѣ нея. (*) Магазинъ г. Герена въ Большой Морской, въ домѣ Лѣсникова, (*) Въ Малой Мѣщанской, въ собственномъ домѣ. Какъ! развѣ пора?... Вы ужь вдете?... спросилъ онъ, поднявъ голову, причесанную съ тѣмъ искусствомъ, которое передать нѣтъ никакой возможности и которое вполнѣ понимаютъ только истивно велико-свѣтскіе люди. И приподнявъ эту изящно-причесанную голову, онъ съ разсѣянностію взглянулъ на часы. Въ эту минуту вмѣсто отвѣта часы на камина пробили семь. — А мнѣ было здѣсь такъ хорошо.... И онъ страстно взглянулъ на нее, и ихъ взоры встрѣтились. И она не отвернулась: нѣтъ! она выдержала этотъ пламенный взоръ, и яркій румянецъ вспыхнулъ на ея щекахъ, и сердце ея замерло. Но она тотчасъ же опомнилась. — Когда же мы увидимся съ вами? сказала она разсѣяннымъ и убійственно равнодушнымъ голосомъ, кокетливо смотрясь въ зер кало. Когда? повторилъ онъ : Ахъ, да, въ самомъ дѣлъ, я и забыла.... замѣтила она еще холодне и равнодушнѣе, а между тѣмъ- она любила его, горячо любила, и онъ любилъ ее, хотя еще между ними не было словъ любви, а между тѣмъ души ихъ все болѣе и болѣе дружились и роднались неприметнымъ образомъ ! Она безсознательно чувствовала, что онъ необходимъ для ея жизни. И онъ въ самомъ дѣлѣ былъ необходимъ для нея, также какъ и она была необходима для него. Словомъ, они были созданы другъ для друга. Оба въ расцвѣтѣ красоты и молодости, оба обладавшіе тайною утонченнаго велико-свѣтскаго вкуса и высшимъ познаніемъ туалета, они сливались въ чудной, безконечной гармонія.... Они служили образцами модь для всего Петербурга. Въ эту минуту на немъ былъ черный фракь англійскаго покроя, съ умѣреннои таліей, съ небольшими лашканами, съ довольно длиннымъ воротникомъ, одинъ изъ тѣхъ Фраковъ, которые способенъ создать только одинъ Шармеръ, бѣлый пикейный однобортный жилеть, черный галстухъ удивительной ткани, застегнуытй большой булавкою из темноцвѣтной жемчужины, черные панталоны безь штрипокъ, лакированные сапоги съ черными суконными штиблетами. Онъ вовсе не былъ красавцемъ, но умѣлъ придать себѣ такой изящный видъ, что никому никогда не приходило въ голову спросить: хорошъ ли онъ, или дуренъ?... Такова уже великая тайна одѣваться къ лицу! Онъ не позволялъ себѣ ни яркихъ узорчатыхъ жилетстъ, ни Фраковъ вычурнаго покроя, ни странныхъ причесокъ, ни галантерейныхъ украшеній, до которыхъ такіе охотники игрока, откупіцики, разбогатевшіе чиновники и тому подобные люди. Тонкое бѣлье его отличалось всегда бѣлизною снѣжной; словомъ, во всемъ его туалетѣ было это что-то, это «неуловимо щеголеватое, пріобрѣтаемое толь ко властвіе долгаго опыта», какъ превосходно выразился графъ Соллогубъ, описывая одного изъ своихъ свѣтскихъ героевъ. Какъ же ей, лучшему укращенію петербургскихъ салоновъ, царицѣ всѣхъ блестящихъ, баловъ, героинѣ, петербургской fashion, накъ же ей бы ло не понять и не оцѣнить его?... И она вполне и глубоко понимала в оцѣняла его! ГЛАВА II. изъ КОТОРОЙ МОЖНО ВЪ ОСОБЕННОСТИ ВИдѣть новѣйШІЯ ПРИЧЕСКИ, САМЫЕ МОДНЫЕ БРАСЛЕТЫ И ПРОЧЕЕ. -- съ Въ этотъ вечеръ давали «Ломбардовъ» съ Фрецдолини. За десать минутъ до представленія вся зала была уже полва.... Бенуары и бель-этаж пестрѣли самыми разнообразными и самыми изящными уборами. Тутъ была и она, черноокая красавица съ бурноволнующеюся грудью, съ палящимъ дыханьемъ, — южный роскошный цвѣтокъ, какъ бы случайно занесенный къ намъ, на печальный сѣверь!.. и она, блѣдная дочь сѣвера, красавица съ бирюзовыми томными очами легкими, пушистыми, какъ-будто инеемъ подернутыми локонами 1... и она, къ которой не разъ рвалась мое мятежное сердце, отъ которой не разъ бросало меня то въ предсмертный холодъ, то въ горячечный жаръ,, - она, за чей долгій, пронзительный взоръ готовъ былъ отдать я полжизни!... Тутъ были и воздушная К°, и упоительная 3°, и гордая, непреклонная Т°, и всѣ и всѣ, вы, очаровательныя! съ которыми не разъ носился я по залѣ, при громѣ оркестра Лядова, въ опьяняющемъ дахра танцевъ, къ чьимъ стройнымъ таліямъ прижималась въ упоенія моя горящая сквозь лайковую перчатку (à la Rénommée) лалонь, чьимъ дыхавіемъ упивался я въ самозабвенія !... Посмотрите, посмотрите, въ самомъ дѣлѣ, какъ хороши онѣ! какъ къ этому блѣдному задумчи вому личину идетъ прическа à la Sévigné cъ маленькими, легкими бук» лями вокругъ всей головы, которыя оканчиваются на лбу небольши ми колечками? какъ мила эта блондинка съ роскошно взбитыми (crépeas) буклями à l'anglaise, или эта брюнетка съ ея густыми гладказачесанными волосами!... И въ какіе чудные браслеты закованы иль ручки! Эти браслеты такъ массивны, такъ огромны, что ихѣ мо жно легко разсмотрѣть изъ партера; это браслеты-монстры; нө... (*) Магазинъ à la Rénommée находится на Невскомъ проспектѣ, въ домѣ Шиш марева. Въ этомъ магазинѣ неоспоримо лучшія Французскія перчатки. такова уже всемогущее дѣйствів моды!... эти браслеты падаяють ручки красавице своею тяжестію, онѣ страдають, а все-тани носять ихъ. Зато какъ прихотливо разнообразны эти тяжелыя украшенія: воть браслеть изв золотыхъ, толстыхъ колець, припрѣпленныхъ одно къ другому, воть другой, не менѣе массивный, усыпанной бирюзою и брильянтами, - воть толстая золотая змѣя, голова которой роскошно украшена опалами (*)... Платья красавицы большею частію изв итальянской тафты, украшенныя бранденбургами и лентами, нѣкоторыя изъ бѣлаго mousseline-tarlatano..... все онѣ чудно соблазнительны въ этихъ нарядахъ! Но всѣхъ плъ соблазнительное, всѣхъ роскошнѣе героиня моя..... Красавица въ род номъ, высшемъ значеніе этого слова, она олицетворяла самую взыскательную, самую роскошную, самую радужную мечту поэта.... Въ черпакъ антично-прекраснаго лица ея отражалось какое-то смиренное простодушіе, это милое незнаніе всего, что мучать в волнуетъ жизнь... И всѣ горнаты, воз трубки партера, изъ бѣлой и черной кости и ива черепахи, съ амалью и безъ эмали, купленные въ Англійскомъ магазинѣ и въ магазинѣ Юнкера (на Невскомъ проспек ць, въ дом голландской церкви) были устремлены на са ложу.... Рядомъ съ ней сѣдѣла какая-то пожилая дама, слегка наруманенная; — (извѣстно, что пожилыя дамы съ претензіями правиться пивакъ не могутъ обходиться безъ румянъ); сзади этой дамы стовлъ, облокотясь на перилы ложи, господинъ среднихъ лѣтъ съ довольно плоскимъ и пошлымъ лицомъ, одѣтый съ большими притязаніями на изящество туалета; по покрой платья этого господина, выборъ матеріи на его жилетѣ, все это показывало, что его одѣлъ одинъ изъ тѣхъ второстепенныхъ и третьестепенныхъ портныхъ, которые хотя и шьютъ не дурно, по модѣ, но не одарены этимъ художественвымъ шикомъ, если такъ можно выразиться, или пожалуй вдохновеніемъ, если хотите, которое въ портномъ искусствѣ, какъ и во всякомъ искусствѣ, дается свыше немногимъ избраннымъ. Этотъ господинъ былъ разумѣется мужъ моей героини. Дивные, неслыханные звуки лились изъ груди артистки, и въ этихъ звукахъ было все.... волнующееся море любви безпредѣльной, подернутое зарею, розовымъ румянцемъ надежды; вопль отчаянія; порывы души, готовой улетѣть въ небо и сдавленной желѣзными когтями существенности; борьба съ жизнію, страшная борьба на смерть. И въ эти минуты, въ эти чудесныя минуты мужъ ея, опустившійся (*) Такіе браслеты только что начинаютъ появляться въ Парижѣ и Петербургѣ.... Самое богатое собраніе такихъ браслетовъ въ Англійскомъ магазинѣ. въ кресла, дремалъ, вздрагивая сквозь сонъ отъ рукоплесканій пубанки.... Можетъ быть во всемъ театрѣ только онъ и она были взвознованы, потрясены этими звуками, можетъ быть только онъ и она вполне сочувствовали артисткѣ; но ни онъ, ни она, какъ истинно велико-свѣтскіе люди, не обнаруживали передъ людьми волненія души своей ни рукоплесканіемъ, ни звукомъ, ни словомъ, ни взглядомъ.... Только при концѣ оперы, когда она сидѣлъ уже въ ея ложѣ, наклонившись небрежно къ ея стулу и вдыхая въ себя благовонное испареніе ея роскошныхъ плечь, – она, полная музыкальнаго восторга, съ сладострасною медленностію обратилась къ нему, обвела его любовнымъ взглядомъ, очами, подернутыми туманной нѣгой... и когда лучи взоровъ ихъ встрѣтились, они оба вздрогнули. Выходя изъ ложи, она пожала ему руку. Это пожатіе руки, переведенное на языкъ человѣческій, означало : «ты истинно великъ в прекрасенъ, ты достоинъ любви моей, потому-что тебѣ доступны все тайны искусствъ, начиная съ великой тайны одѣваться къ лацу!!!. До завтра.... трепетно и едва внятно прошептала она ему.... Не уши, а сердце его, горячо бившееся подъ шармеровскимъ жилетомъ, услышало эти звуки. До завтра! повторилъ онъ также тихо, надѣвая темный, двухбартный осенній пальто (безъ пуговицъ назади) и окутывал свою шею кашне изъ тончайшаго полосатаго кашемира. Такіе кашне можно достать въ магазинѣ Шармера въ Малой Миліонной, близь Англійскаго магазина.... (Будеть продолженіе.) |