Schriftsteller, Dresden. 1845). Такова метода Кёхли. Но мы совозмъ забыли о Ломондѣ, а онъ все еще лежитъ раскрытый передъ нами. Что же о немъ сказать? что съ нимъ дѣлать? закроемъ, закроемъ, тѣмъ болѣе ужь потому, что въ маленькомъ лексиконѣ, приложенномъ къ новому изданію встрѣчаются словопроизводства совершенно новаго рода: какъ наприм. pons отъ pendio или juvenis отъ juvo, т. е., какъ говоритъ лексиконъ, juvenis (juvo) есть человѣкв. достигщій такихъ лѣтъ, въ которыхъ можетъ уже помогать другимо!?..

ТВАРДОВСКІЙ. Повѣсть, взятая изъ польскихъ народных преданій. Іосифа Игнатія Крашевскаго. Три части. Изданіе второе. Спб. 1847.

Подновленный романтизмъ, въ концѣ прошлаго столѣтія возникшій въ нѣмецкой литературѣ и въ началѣ нынѣшняго нашумевшій много во всѣхъ другихъ европейскихъ литературахъ, съ особенною валеждою устремился на источникъ народныхъ преданій и суевѣрій. Покойникъ думалъ, что тутъ-то и скрывается поэзія, и что отсюда не исчерпать ея во вѣки вѣковъ. Второстепенные таланты, приведенные въ удивленіе успѣхами геніяльныхъ поэтовъ, толпою ринулись на легкую, по ихъ мнѣнію, добычу. Они не поняли, что источникъ поезій не виѣ поэта, а въ немъ самомъ, что всякое явленіе дѣйствительности также годится для поэтическаго изображенія, какъ и не годится для него, что тутъ дѣло не въ немъ, а въ поэтѣ, въ его способности увидѣть предметъ съ его поэтической стороны, принять его въ себя и провести черезъ себя. Преданіе о Фаустѣ дѣйствительно существуетъ въ Германія; въ Лейпцига вамъ и теперь покажутъ тотъ погребъ, изъ котораго въ одну прекрасную ночь вылетѣлъ МефистоФель, послѣ занимательной бесѣды съ чернокнижникомъ, научившимъ людей искусству книгопечатанія. Но что взялъ Гёте изъ этого преденія? одну грубую сказку, одинъ внѣшній сюжетъ; но вся идея его драматической поэмы, весь смыслъ, вся поэзія ея принадлежатъ ему. Такъ ваятель беретъ кусокъ мрамора, въ которомъ всѣ другіе видятъ не больше, какъ безобразную массу камня, и только онъ одинъ видать прекрасную женскую фигуру съ обольстительными формами тѣла. Камень произвела природа, но жизнь и душу вдохнетъ въ него художникъ. Берите, сколько хотите, народныя преданія, но если у васъ нѣтъ того, чѣмъ бы вы могли оживить ихъ, у васъ изъ нихъ всегда будутъ выходить вздорныя сказки, тогда какъ въ устахъ народа эти преданія иногда бываютъ не лишены поэзія. Въ такомъ случаѣ, всего лучше передавать ихъ въ томъ видѣ, въ какомъ вышли они изъ фантазій народа; но и тутъ нужно обладать поэтическимъ чувствомъ,

которое можетъ быть и не у поэтовъ, чтобы увидѣть поэтическую сторону народнаго преданія, и положительнымъ поэтическимъ талантомъ, который можетъ быть только у поэтовъ, чтобы поэзія народнаго преданія не охолодѣла и потускнѣла, когда вы перенесете ее на бумагу.

,

У поляковъ былъ свой Фаустъ, жившій, по преданію, въ XVI столѣтін; это панъ Твардовскій. Но что же сдѣлалъ изъ него панъ Крашевскій? Презирая условіями вѣка и времени, забывъ, что это преданіе народное, онъ сдѣлалъ изъ него нѣчто въ родѣ современнаго романа. Въ его книгѣ нѣтъ ни фантастическаго колорита, необходимаго для естественности событій по существу своему неестественныхъ и невозможныхъ, ни юмора, съ какимъ народъ часто разсказываетъ бѣсовскія похожденія. Напротивъ, авторъ разсказываетъ самыя чрезвычайныя событія, и на землѣ и въ аду, и съ людьми и съ чертями, такимъ тономъ, какъ будто бы дѣло шло о томъ, что бываетъ ежедневно и никого не удивляетъ. Только дочитывая третью и послѣднюю книжку его повѣсти, узнаешь, что все это происходило въ ХѴІ вѣкѣ, ито потому, что самъ авторъ сказалъ объ этомъ; изъ разсказа же этого вовсе не видно; напротивъ, думаешь, что авторъ передаетъ вамъ очень недавное происшествіе. Нечего и говорить, что онъ не внесъ въ эту сказку ничего своего никакого взгляда, никакой идеи. Не ищите также въ его книгѣ поэтическихъ мѣстъ, оригинальныхъ описаній, хоть вводныхъ разсужденій, по чему-нибудь замѣчательныхъ. Вездѣ одна реторика, вездѣ общія избитыя мѣста, все изложено (по-крайней мѣрѣ, сколько можно судить объ этомъ по русскому переводу) холодно, безжизненно, вяло, но гладкими, обточенными стереотипными фразами. Точь-вточь какъ упражненія прилежнаго ученика по части реторики! Вотъ, напримѣръ, описаніе бури: «Между тѣмъ буря разразилась проливнымъ дождемъ. Громъ «гремѣлъ безпрерывно. Удары его раздавались въ воздухѣ то протя«жно и медленно, то, отбитые эхомъ въ горахъ, громко в отрывисто. «Казалось, небо готово было лопнуть (?) и разорваться на части; «молнія бороздила его во всѣхъ направленіяхъ. Освѣщенная ихъ «блескомъ, природа принимала на себя какой-то дивный Фантастиче«скій образъ». Или: «Твардовскій погрузился въ науку и мысль. «Понялъ тогда искуситель, что только однимъ этимъ путемъ можетъ «привлечь къ себѣ Твардовскаго, можетъ погубить его — и онѣ схва«тился за эту адскую мысль (за какін же мысли хвататься чертямъ, «какъ не адскія ?), со всѣмъ ожесточеніемъ падшаго ангела». Вотъ что называется пріятнымъ и краснорѣчивымъ слогомъ !

Мы гдѣ-то читали, что г. Крашевскій принадлежитъ къ замѣчательнымъ писателямъ польскимъ. Можетъ быть! Въ такомъ случав

нельзя не пожалѣть, что русскій переводчикъ не выбралъ изъ его сочиненій чего-нибудь получше. А это ужь куда плохо — изъ рукъ вонъ! Скука смертельная! Переводъ вообще хорошъ. Жаль только, что переводчикъ неумѣренно щедръ на эпитетъ: дивный. Странно также, что иногда онъ употребляетъ слова должно быть польскія, по-крайней мѣрѣ не русскія. Напримѣръ : «Послѣ долгихъ переговоровъ, черти начали входить съ нимъ въ уклады»; часто употребляется слово цирографъ вмѣсто записи.

Не можемъ удержаться, чтобы не выписать слѣдующихъ Фразъ, несомненно свидѣтельствующихъ о поэтическомъ достоинствѣ слога г. Крашевскаго: «Отнынѣ наука заступить ему мѣсто друзей, замѣ«нитъ ему цѣлый свѣтъ, и теперь-то онъ схватился за нее еще силь«нѣе, еще глубже запустилъ въ нее когти своего всеобъемлющаго «ума» (ч. І. стр. 46). «Бурно было на землѣ, а на небѣ чисто, свѣ«тло, погодно (1?), точь-вточь, какъ въ душѣ Твардовскаго; въ ней «было чище, чѣмъ прежде, но зато вѣтеръ металь и крутѣлъ въ «головѣ его мысли. Слабо свѣтили тамъ звѣзды надежды; кровавая «луна непреодолимой жажды подымалась на осиротѣломъ небѣ его «надежд, и вѣрованія» (стр. 66 — 67). Что за перо у г. Крашевскаго! Такихъ перьевъ теперь и у насъ не найдется даже въ извѣстной реторической школѣ!

О СПОСОБ ВЗАИМНАГО ОБУЧЕНІЯ ПО СИСТЕМАмъ Белля, ЛАНКАСТЕРА И ДРУГИХЪ, Съ изложеніемъ развитія и успѣховъ его въ Англіи, Франціи и другихъ странахъ. Соч. Іосифа Гаммеля. Переводъ съ нѣмецкаго. Съ XII чертежами. Спб. 1847.

Г. Іосифъ Гаммель излагаетъ весьма подробно происхожденіе, сущность и успѣхи методы взаимнаго обученія, предложенной Беллемъ и Ланкастеромъ. Главная цѣль этой методы — сдѣлать образованіе доступнымъ для низшихъ классовъ общества. Одна эта цѣль обезоруживаетъ уже критика и заставляетъ его быть снисходительнымъ къ недостаткамъ методы. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что для общества не только приличнѣе, но и выгоднѣе имѣть гражданами людей образованныхъ, а не невѣждъ. Но съ другой стороны надо рѣшить также: что такое народное воспитаніе, гдѣ оно начинается, гдѣ кончается, какіе его предметы и справедливо ли предполагать для низшихъ классовъ какое-то особое воспитаніе, основанное на особыхъ началахъ, справедливо ли, однимъ словомъ, допускать status in statu, воспитаніе въ воспитаніи? Не есть ли это одна изъ тѣхъ филантропическихъ уловокъ, на которыя такъ изобрѣтательна праздность и которыя обыкновенно не устраняютъ затрудненій, а только отдаляютъ ихъ?

Авторъ книги «о способи взаимнаго обученія» подробно отвѣчаетъ на всѣ эти вопросы, и большинству читателей его отвѣты покажутся, наверное, чрезвычайно удовлетворительными. Доказывая необходимость образованія: низшихъ классовъ и вооружаясь противъ предрассудковъ людей, думающихъ, что оно вредитъ общественному порядку и безопасности, г. Гаммель говорить: «Главные предразсуд«ки въ этомъ отношеніи основываются на развращенін простаго на«рода философією, старавшеюся ввести неправильно понимаемыя све«боду и равенство, послѣдствія которыхъ должны были сдѣлаться «столь пагубными. Образованіе же, о которомъ говорится здѣсь, не «способствуетъ утвержденію такого зла, но напротивъ того отвра «щаетъ его всѣми происходящими отъ него средствами.» Далѣе, возражая противъ того мнѣнія, будто работникъ, получившій образованіе, не захочетъ уже заниматься грубыми и не свойственными человѣку работами, не захочетъ всю жизнь жарить и варить для другихъ, а захочетъ самъ ѣсть изжаренное и сваренное (вѣдь могутъ же придти въ голову подобныя претензін ?), авторъ говорить: «простая и трудная работа не будетъ оставлена; всякій человѣкъ, какого бы званія онъ ни былъ, высшаго или нисшаго, грамотный или нѣтъ, каждый день чувствуетъ потребность пить и ѣсть и, если бы онъ могъ отказаться отъ всѣхъ житейскихъ потребностей, то непремѣнно долженъ удовлетворить себя пищею и питьемъ; поэтому и принужденъ будетъ искать занятій, которыя бы могли доставить ему пропитаніе.» Не въ этомъ дѣло, почтеннѣйшій авторъ ! Никто не сомнѣвается, что всякой человѣкъ, какъ образованный, такъ и не образованный, долженъ пить и ѣсть и долженъ трудиться. Вопросъ состоитъ въ томъ: согласится ли человѣкъ образованный предпринимать самые тяжкіе труды за самое незначительное вознагражденіе ? Этого вопроса вы въ своей книги вовсе не рѣшаете, а между тѣмъ въ немъ-то и заключается настоящій камень преткновенія всѣхъ Филантропическихъ георій и выдумокъ.

Посмотримъ впрочемъ ближе: въ чемъ состоитъ то воспитаніе, которое готовятъ филантропы народу?

Форма воспитанія при методѣ взаимнаго обученія одинакова въ обѣихъ системахъ, т. е. какъ въ британской (ланкастерской), такъ и въ мадрасской (предложенной Беллемъ). Форма эта — общественная. Въ этомъ отношеніи идея обѣихъ системъ безукоризненна. Въ книгв Гаммеля доказаны ясными и неопровержимыми цифрами всѣ выгоды подобнаго воспитанія. По его исчисленіямъ, при новомъ способѣ обученія образуется въ двадцать разъ большее число учениковъ, чѣмъ по старому, и притомъ сберегается издержекъ на 1000 во

спитанниковъ, до 14,250 фунт. стер. (обученіе 1,000 воспитанниковъ по старой методѣ обходится въ 15,000 ф. с )

Содержаніе воспитанія также совершенно одинаково какъ въ той, такъ и въ другой системѣ, съ малыми только измѣненіями относительно преподаванія религія: по системѣ Белля законъ Божій преподается согласно съ догматами англиканской церкви; въ ланкастерскихъ же школахъ не слѣдуютъ въ этомъ случаѣ никакимъ особым. догматамъ, а просто заставляютъ учениковъ читать избравныя мѣста изъ библій безъ всякихъ толкованій, Предметы воспитанія въ обѣихъ системахъ суть: чтеніе, письмо, грамматика, законъ Божій и для дѣвочекъ шитье и вязанье. Не знаемъ, почему исключены отсюда различныя ремесла? Для низшихъ классовъ народа, для которыхъ собственно и предназначаются школы взаимнаго обученія, всего важнѣе знавіе какихъ-нибудь ремеслъ, доставляющихъ впослѣдствія кусокъ хлѣба.

Мотода обученія обѣихъ системъ достаточно характеризирована самимъ ея названіемъ. Это самый естественный способъ воспитавія, состоящій въ обученіи дѣтей дѣтьми и заключающій въ себѣ наибольшую сумму ручательства за будущіе успѣхи воспитанниковъ. Несмотря на то, мы сильно сомнѣваемся въ успѣшности этой методы, при томъ непривлекательномъ содержаній воспитанія, какое употребляется въ ныне существующихъ школахъ, устроенныхъ по способу Белля и Ланкастера. Сами основатели кажется чувствовали это, потому-что въ ихъ системы вошли награды и наказанія, раздѣленіе на старшихъ и младшихъ и т. п., хотя все это устроено въ нихъ гораздо разумнѣе, чѣмъ въ обыкновенныхъ школахъ. Какъ скоро есть награды и наказанія, значитъ содержаніе воспитанія ложно, значитъ человѣкъ любить науку не для науки, а для награды, которая за нее слѣдуетъ. Это и случается вездѣ, гдѣ ребенка заставляютъ учиться предметамъ, не свойственнымъ ни возрасту его, ни наклонностямъ. Гочно тоже должно сказать и о раздѣленіи учениковъ на старшихъ

и младшихъ.

При всей этой бѣдности и узкости содержанія система взаимнаго обученія сдѣлала огромные успѣхи, что доказываетъ, какъ жизненно начало, принятое ею въ основапіе. Вѣроятно система эта еще вѣрпѣе бы достигла своей цѣли, если бы не была загромождена всякаго рода формальностями, совершенно безполезными. Къ чему это гробовое молчаніе въ классахъ, это подниманіе рукъ въ тактъ, эти свистки? Сначало это можетъ быть позабавитъ учениковъ насчетъ почтенныхъ педагоговъ, а подъ конецъ можетъ и опротивѣть.