журналъ былъ оправданъ (Démocratie pacifque), а другой осуждень (Réforme). До сихъ поръ еще не могу понять причины этой разницы въ приговорахъ; развѣ допустить, въ видѣ объясненія, что статья оправданнаго журнала была гораздо злѣе и дерзче. Вы знаете уже, что Д'Эквилье, за ложное свидѣтельство, приговоренъ былъ къ десятилѣтнему заключенію. Товарищъ его Бовалонъ за тоже самое преступленіе осужденъ только на восемь лѣтъ и еще препорученъ милосердію короля. Тутъ опять развѣ только тѣмъ можно объяснить разницу, что первый способствовалъ преступленію, а второй былъ настоящимъ его совершителемъ.... ничего не понимаю. Но процессь, который меня особенно раздосадовалъ, это процессъ отца, покусившагося на собственную жизнь и на жизнь двѣнадцатилѣтняго сына, изъ желанія спасти какъ себя, такъ и его отъ приближавшейся нищеты. Онъ умертвилъ сына посредствомъ угара, ночью, а самъ нечаяннымъ случаемъ былъ спасенъ. По слѣдствію оказалось, что онъ всегда слылъ за трезваго, трудолюбиваго работника и доведенъ былъ до крайности болѣзнію, истощившею всѣ его средства. О сынѣ его весь околотокъ единодушно отозвался, какъ какъ о примѣрномъ мальчикѣ, удивлявшемъ всѣхъ скромностію поведенія и мягкостію своего характера. Во время суда президентъ спросилъ сыноубійцу: «если бы сынъ вашъ зналъ, какую участь вы готовите ему, согласился бы онъ на нее?» и отецъ, со слезами, отвѣчалъ : « онъ бы на нее согласился, г. прези дентъ!...» Должно быть мысль о безпомощномъ состояніи имѣетъ много нестерпимой ѣдкости. Досадный процессъ этотъ лишилъ меня на нѣкоторое время равновѣсія душевныхъ силъ, хотя публичный обвинитель, въ концѣ его, очень хорошо защищалъ общество отъ упрека въ невниманій къ бѣднымъ классамъ. Вѣроятно присяжные имѣли собственныя свои мысли по этому предмету, потому-что они вынесли оправдательный приговоръ убійцѣ, который впрочемъ принялъ его безъ радости.... Вы понимаете теперь, почему 9 октября, въ день затмѣнія, небо было покрыто тучами, и парижане лишены были дарового астрономическаго спектакля. Тѣмъ съ большимъ рвеніемъ бросились они на спектакли, дозволенные имъ на землѣ министерствомъ внутреннихѣ дѣлъ. Всѣ залы театровѣ биткомъ набиты каждый ве черъ, а пріѣздъ знакомой намъ Альбони помогъ даже облегчить пубблику отъ того количества восторговъ и энтузіазма, которое она, публика, съ опасностію жизни, такъ долго носила въ себѣ, не зная куда дѣвать. Альбони имѣла рядъ тріумфовъ на сценѣ Французской оперы, и какъ не имѣть? Свѣжій, здоровый голосъ есть такая рѣдкость теперь вездѣ; не знаешь, какъ и радоваться, если хоть импрезаріо какойнибудь отыщетъ подобный для подмостокъ своихъ.

По сущей справедливости никакъ не могу отнести въ пользу прошедшимъ мѣсяцамъ и появленіе многихъ системъ, клонившихся къ реформѣ общественной организаціи. Съ одной стороны весьма утѣнительно видѣть столько головъ и сердецъ, проникнутыхъ желаніемъ отыскать для человѣчества новый путь, болѣе мягкій и пріятный

нынѣ существующаго, а съ другой — удовольствіе это весьма ослабляется замѣтнымъ отсутствіемъ мысли, труда и изученія въ производеніяхъ. Такъ и видно, что книга или брошюра написаны только благороднымъ намѣреніемъ, которое, по правдѣ сказать, предоставленное единственно самому себѣ, рѣдко хорошо пишетъ. Подъ прикрытіемъ всеобщаго, современнаго направленія къ отысканію законовъ новаго общественнаго развитія, образовалась какъ здѣсь, такъ и въ другихъ странахъ Европы, литература второстепенныхъ дѣйствователей, которые затрогиваютъ всѣ вопросы при одномъ пособін англійскихъ чернилъ, листа бѣлой бумаги и стального кутбертовскаго пера. Эта баллетристика, полная живаго воодушевленія и наполняющая теперь книжные магазины Германіи и Франціи, отводитъ глаза многихъ людей отъ настоящихъ задачъ, даетъ произвольныя рѣшенія, а иногда даже просто играетъ съ выбраннымъ предметомъ, какъ золота» рыбка съ солнечнымъ лучемъ въ хрустальномъ сосудѣ. Миѣ показалось, господа, не безполезнымъ обратить вниманіе на нее и при всей ея прелести, при всей ея добросовѣстности во многихъ случаяхъ, совершенно отдѣлить отъ серьёзныхъ стремленій науки и сознанія Если вы подумаете, что она породила мысль объ умственной анархів, будто бы существующей въ наше время, что она развила убѣжденіе, будто говорить о формахъ народнаго существованія легче, чѣмъ говорить о приготовленіи салата à l'æuf, то приговоръ мой не покажется строгимъ Для большаго вашего убѣжденія скажу вамъ нѣсколько слов о двухъ книжкахъ, вышедшихъ въ послѣднее время и которыя удивительно хорошо выражаютъ двѣ различныя манеры, принимаемыя соціальной беллетристикой поперемѣнно почти во всѣхъ углахъ европейскаго континента. Я говорю о Démocratis au XIX siècle г. Бернала и о Reforme du savoir humain.

Какъ всегда, книга г. Берналя написана съ мыслію примирить авторитеть съ свободнымъ развитіемъ лица. Вамъ гораздо было бы труднѣе водворить согласіе въ нѣдрѣ какой-нибудь влюбленной четы, чѣмъ г. Берналю разрѣшить свою задачу. Онъ созидаетъ трибуналы, контрессы, суды для ограниченія исполнительной власти съ легкостію, къ какой только бобры и дикія пчелы способны. Когда всѣ мѣры имъ приняты, онъ становить всѣхъ на колѣни предъ собственнымъ произведеніемъ и вѣрить не хочетъ, чтобъ кому-нибудь прима въ голову мысль подняться на ноги. Самый процессъ, употребленный имъ для развитія своей системы. характеризируетъ прекрасно всѣ попытки этого рода. Каждое изъ двухъ противоположныхъ началъ онъ дробить на двѣ части : хорошую, достойную подражанія, и дурную, достойную порицанія. Это десна и шуя страшнаго суда брошюрныхъ организаторовъ. Подготовивъ такимъ образомъ матеріялы, онъ береть изъ обѣихъ частей то, что ему нужно, по собственному усмотрѣнію, и кладеть эти осколки рядомъ, одинъ за другимъ. Вскорѣ выходить пестрая, безсмысленная мозаика, на которую авторъ скромно уназываеть, говоря: c'est lavenir ! Способъ изложенія въ подобныхъ

произведеніяхъ замѣчателенъ не менѣе содержанія ихъ. Онъ состоитъ большею частію изъ афоризмовъ, фразъ ежатыхъ п имѣющихъ видъ политическихъ пословицъ или по-крайнѣй-мѣрѣ мудрыхъ изрѣченій. Онъ также видимо просится въ родню къ манерѣ Монтескьё, но вмѣстѣ съ тѣмъ имѣетъ и качества, собственно ему принадлежащія. Къ числу самыхъ важныхъ должно отнести способность придать такой оборотъ фразѣ, что она кажется мыслію, будучи въ сущности только рисункомъ посредствомъ словъ, если смѣю такъ выразиться. Вообще искусство убирать пустоту положенія внѣшнимъ нарядомъ чрезвычайно развито въ соціальной беллетристикѣ. Г. Берналь напримѣръ, разбирая различные виды гражданскаго быта, говоритъ о народномъ, автократическомъ и смѣшанномъ слѣдующее: le premier eat plus naturol, le second plus fort, le troisiême plus sage. Кто не видитъ, что тутъ все расчитано на оболочку, на внѣшнюю форму, и что сзади ихъ ничего нѣтъ, какъ въ старыхъ арсеналахъ панцыри, шишаки и наколенники составляютъ пустыхъ рыцарей. Не подумайте, чтобъ книга Берналя принадлежала къ числу ничтожныхъ явленій, о которыхъ говорить не стоитъ : совсѣмъ нѣтъ. Она была похвалена во многихъ журналахъ и даже пользуется нѣкоторымъ успѣхомъ у людей, которые литературную нелѣпость очень скоро откроютъ, но за правильнымъ, послѣдовательнымъ изложеніемъ не скоро догадаются о внутренней пустотѣ произведенія. Къ тому же можете ли вы проѣхать любой нѣмецкій городокъ, любую Французскую общину безъ того, чтобъ не встрѣтить въ окнахъ первой книжной лавки созданіе какогонибудь туземнаго г. Берналя.

Авторь брошюры: Réforme du savoir humain, составляющей только прологъ къ огромному труду, имѣетъ свою систему, которую совсѣмъ нельзя упрекнуть въ робости или нерѣшительности. Она предназначена, видите, пояснить не только физическіе и нравственные законы вселенной, но и происхожденіе ихъ, не только созданіе міра, но и сущность матеріи, изъ которой онъ сложился, не только сущность матеріи, но и причину, понудившую къ творчеству. Авторъ самъ говорить, что человѣчество достигло познанія абсолюта, но познаніе архи-абсолюта будетъ ему только открыто въ первыхъ мѣсяцахъ 1848 года, когда книга вполнѣ явится. Правда, для основанія подобной системы надобно было отвергнуть всю дѣйствительность, всѣ данныя, полученныя наукой, исторіей и законами мышленія, и замѣстить ихъ совершенно новыми положеніями. И они дѣйствительно замѣщены другими — вдохновеніемъ абсолютнаго разсудка, самобытной творчественностію человѣка и тому подобными, отысканными авторомъ въ собственной мысли, потерявшей всякое основаніе и уже ничѣмъ не связанной съ нашей бѣдной планетой. Разъ освободясь отъ всѣхъ земныхъ условій, мысли этой уже не мудрено было при переходѣ къ опредѣленію общественнаго быта высказать такія простыя вещи о назначеній человѣчества, каковы слѣдующія: осуществленіе абсолютной истины, вѣчное пребываніе въ абсолютном знаніи и на

самомъ

ковецъ полное безсмертіе на землѣ.... То-то бы славно въ дѣлѣ! Умалчиваю о другихъ пріятныхъ надеждахъ, помогающихъ сносить горе жизни, и скажу только, что все это еще написано въ мистическомъ свѣтѣ и съ хитростной терминологіей, облегчающей пониманіе, на сколько это возможно. Зная, какую сильную наклонность питаютъ умные народы къ трудолюбивому опыту и Законамъ логики, авторъ обрекаетъ ихъ съ самого начала на вѣчную темноту, а осуществленіе своей реформы человѣческихъ знаній предоставляет будущинъ племенамъ. Совсѣмъ тѣмъ брошюра эта принадлежитъ къ числу типическихъ произведеній и вмѣстѣ съ книгой Берналя составляетъ тѣ два полюса, между которыми вращается въ безчисленныхъ оттѣнкахъ современная соціальная беллетристика во Франціи. Содержаніе можетъ измѣниться, но пріемы и манера остаются тѣже.

Не подумайте однакожь, чтобъ тяжелый трудъ, спеціальное изученіе и добросовѣстная разработка предмета погибли совсѣмъ на свѣтѣ. Ни мало. Каждый мѣсяцъ приносить ощутительное доказательство, что по всѣмъ отраслямъ знанія, особенно по исторической и экономической частямъ, существуютъ дѣятели, понимающіе условіе настоящаго истиннаго труда. Въ нынѣшній разъ я могу вамъ указать на 4-й томъ прекрасной книги Волабеля: Histoire des deux restaurations, и на новое изданіе: Du crédit et de la circulation графа Чишковскаго, книги, получившей въ послѣднее время весьма почетную извѣстность. На дняхъ долженъ явиться второй томъ исторіи Луи-Блана. Этому послѣднему увражу давно уже предшествуетъ какой-то смутный говоръ въ публикѣ, возвѣщающій открытіе новыхъ источниковъ, за которыми должно послѣдовать совершенное измѣненіе понятій касательно происшествій послѣднихъ годовъ XVIII столѣтія и ихъ оцѣнки.

Едва успѣла администрація Французской оперы очистить сцену свою отъ цвѣтовъ, набросанныхъ въ честь Альбони, какъ появленіе танцовщицы Черито, еще не виданной парижанами, снова покрываетъ ее, три раза въ недѣлю, вѣнками и букетами. Черито дебитировала въ новомъ балетѣ: La fille de marbre, — мраморная дѣвица, такъ сказать, и явилась очень въ пору. Два мѣсяца сряду принуждена была здѣшняя публика освистывать всѣ новые водевили, разбѣгаться послѣ второго акта каждой новой драмы и считать за величайшее одолженіе, если свѣжіе тирольцы выведутъ оригинальнымъ образомъ свое вѣковѣчное: ала-и-ту или если пріѣзжіе эфіопцы, видимо получившіе жизнь въ окрестностяхъ Эдинбурга, исполнять невольничій танецъ, сочиненный отставнымъ фигурантомъ, пользующимся всѣми правами гражданина. Многіе уже начинали думать, что болѣзнь Франціи — отсутствіе живого явленія, свѣжаго происшествія, факта, что эта болѣзнь, повергающая въ смущеніе преимущественно иностранныхъ наблюдателей, перешла и на театръ. Кто дастъ намъ живое явленіе? говорили, или лучше, думали зрители, выходя ночью изъ театровъ съ поникшей отъ усталости и скуки головой. Теофиль Готье написалъ даже по этому случаю для Variétés нелѣнѣйшую арлекинаду: Пьеро послѣ

своей смерти, думая вѣроятно, что живое явленіе должно быть не премѣнно глупость. Сконфуженная публика рѣшилась посвятить себя, въ ожидании лучшей будущности, созерцанію старыхъ пьесь, хотя и потерявшихъ первый букетъ, но сохраняющихъ по-крайней-нѣрѣ смыслъ, а изъ новыхъ смотрѣть только тѣ, которыя смысль совершенно отстранили, замѣстивъ его великолѣпными декораціями, нашинами, полетами и быстрыми перемѣнами. Этимъ объясняется съ одной стороны царство обветшалаго репертуара на всѣхъ сценахъ, а съ другой успѣхъ Фееріи: La bello aux cheveux d'or на театрѣ Porle-SoMartin. Невозможно выдумать пьесы, болѣе способной утѣшить всякаго зрителя въ недостаткѣ живого явленія. Она состоитъ изъ великолѣпнѣйшихъ сценъ, не имѣющихъ ни малѣйшей связи между собою и въ ней совершенно не нуждающихся: сцены сдѣланы, чтобъ поразить вась постепенно возрастающею странностію выдумки и ловкостію машинистовъ и декораторовъ, приводящихъ ее въ исполненіе. Правда, есть одно происшествіе, которое проходитъ по нимъ, какъ нитка сквозь бурмицкія зерна, да его никто не понимаетъ До интриги ли, когда дѣло идетъ о томъ, чтобѣ представить обитель солнца, напримѣръ, а за нею царство дождя, принимающаго въ гости знаменитѣйшія рѣки Европы, а потомъ царство вѣтра, который журить любимаго сына зефира за праздную его жизнь, посвященную исключи тельно прекрасному полу, а тамъ еще царство движущихся статуй и наконецъ невыразимое царство бьющихъ каснадовъ, прозрачныхъ кіосковъ, дѣтей, висящихъ на воздухѣ, и фигурантокъ, впихнутыхъ въ жемчужныя раковины? Есть и тутъ впрочемъ весьма забавныя выходки: такъ солнце награждаетъ любимцевъ позволеніемъ смотрѣть на себя и цвѣтными очками, облегчающими право это; такъ еще старый Рейнъ, въ гостяхъ у дождя, на вопросъ, какъ у васъ поживають? чрезвычайно уморительно отвѣчает: Tout doucement, и проч. Вы пони маете теперь, какъ легко за краснымъ вымысломъ подобнаго рода совершенно упустить изъ виду, что свѣжее, здоровое явленіе есть одинъ изъ признаковъ сильнаго общественнаго развитія. Но такое явленіе не можеть затеряться совсѣмъ: оно умираетъ только съ жизнію самого народа, а можно надѣяться, безъ особеннаго азарта, что всѣ существующіе теперь народы въ Европѣ будутъ еще долго здравствовать. Вотъ почему самобытный фактъ и не замедлилъ показаться сперва въ образѣ Альбони, а потомъ въ роскошныхъ позахъ на кончикѣ носна г-жи Черито. Однакожь это было только навѣяніе со стороны, чисто внѣшнее, и, такъ сказать, призывный голосъ иностранцевъ, надо было, чтобъ въ нѣдрахъ самого государства нашелся человѣкъ, который вызвалъ бы жизнь и движеніе. Таной основатель сильной дѣятельности,

такой Кольбертъ драматической и изящной литературы открылся въ особѣ нынѣшняго королевскаго коммисара при Théâtre-Francaís, г. Бюлозъ. Извѣстно, что обозрѣніе: Revue des deux mondos ему Также принадлежитъ, и на оберткѣ его вы уже видѣли, какой богатый запасъ повѣстей и произведеній всѣхъ знаменитѣйшихъ писателей