гово гая, важнѣйшая сторона ихъ призванія заключалась въ дѣятельности положительной и творческой, въ раскрытів раціональныхъ условій для успѣшныхъ дѣйствій общественной власти въ сферѣ промышленныхъ интересовъ. Къ сожалѣнію послѣдователи Смита не вполнѣ поняли свое назначеніе и, остановившись упорно на одномъ отрицаній, никакъ не хотѣли итти дальше. Вмѣшательство правительства рили они приносило до сихъ поръ болѣе вреда, нежели пользы; слѣдовательно это вмѣшательство абсолютно вредно и не должно быть ни въ какомъ случаѣ допускаемо. Такое заключевіе было совершенно неосновательно потому, что предполагало со стороны общества невозможное и жестокое равнодушіе къ судьбѣ своихъ гражданъ. Если бы общественная власть предоставила промышленность на произволъ частнымъ интересамъ и оставила слабыхъ безъ покровительства, а сильныхъ безъ надзора, она бы отказалась вмѣстѣ съ этимъ отъ своего настоящаго назначенія, отъ того, въ чемъ заключается ея прямая, непосредственная обязанность. Такое отреченіе общественной власти отъ своихъ правъ было бы въ высшей степени безразсудно и вредно. Оно уничтожило бы всякую возможность установить порядокъ въ экономическихъ отношеніяхъ и доставить правамъ всѣхъ и каждаго надлежащее охраненіе и обезпеченіе. И дѣйствительно неограниченная свобода промышленности въ тѣхъ государствахъ, гдѣ она осуществилась, сопровождалась самыми печальными послѣдствіями, господствомъ анархій, произвола и насилія. Вооружаясь противъ притязаній общественной власти руководить промышленною дѣятельностію народа, экономисты надѣялись упрочить самымъ твердымъ образомъ независимость и достоинство каждаго производителя; но ихъ надежды не только не были оправданы дѣйствительностію, но и привели къ противоположнымъ результатамъ къ совершенному подчиненію большинства націй исключительнымъ интересамъ малочисленной касты. Увлекаясь своимъ политическимъ протестанизмомъ, экономисты не поняли, что только покровительство общественной власти можетъ доставить достаточную гарантію независимости производителей, и что тамъ, гдѣ нѣтъ такого покровительства, возможна только независимость отрицательная, номинальная, независимость de jure, non de facto. Какъ въ сферѣ политической, такъ и въ сферв промышленной настоящая свобода только и возможна подъ условіемъ твердой организацій общественныхъ отношеній; позабывъ, что свобода никогда не обходится безъ порядка, экономисты поставили свою теорію въ явное противорѣчіе не только съ фактами, но и съ самыми основными правилами человѣческой логики. Изъ того, что прежняя организація промышленности была несправедлива и не раціональна, они вывели то заключеніе, что всякая организація безусловно вредна и невозможна, что только неограниченная свобода можетъ обезпечать производительности безопасность и успѣхъ. Очевидно, что такое заключеніе было слишкомъ преждевременно и основывалось на силлогизмѣ, весьма неправильно построенномъ. Первая посылка, приведенная ими въ основаніе ихъ вывода, уполномочивала ихъ только на одно: на осужденіе тѣхъ экономическихъ учрежденій прежняго времени, которые подавляли свободную дѣятельность человѣка 0 въ пользу не многихъ осуждали большинство на нищету и униженіе. Но никакого права не имѣли они, основываясь на этой посылкѣ, назвать a priori всякое учрежденіе стѣснительнымъ и вреднымъ. Неблагопріятныя послѣдствія прежняго устройства экономическихъ отношеній доказываютъ только одно: необходимость уничтоженія этого устройства и замѣны его новымъ, болѣе разумнымъ и справедливымъ. Экономисты вывели изъ сознанія этихъ послѣдствій совсѣмъ другой результатъ, но вывели его только потому, что не съумѣли отдѣлить самое начало отъ способа его обнаруженія и неправильпо смѣшали два понятія, не имѣюція между собой ничего общаго, понятіе объ организацій труда съ одной стороны, понятіе о способѣ организаціи - съ другой. Теоретическіе доводы, приведенные экономистами въ оправданіе своего ученія о свободѣ промышленности, доказываютъ ясно, что послѣдователи Смита въ способѣ своей аргументацій не всегда придерживались методы своего учителя. Возраженіямъ своихъ противниковъ, говорившихъ, что неограниченная свобода должна имѣть необходимымъ послѣдствіемъ безпорядочную борьбу частныхъ интересовъ, выгодную для однихъ, губительную для другихъ, они противопоставили, какъ извѣстно, свою гипотезу постояннаго, безусловнаго единства между выгодами каждаго частнаго лица и выгодами цѣлаго общества. «Въ обществѣ, говоритъ одинъ изъ нихъ, Гарнье, не можетъ быть относительно богатства никакого другого общаго интереса, кромѣ соединенія всѣхъ интересовъ частныхъ; ошибаются тѣ, которые предполагаютъ существованіе національнаго интереса, противоположнаго интересамъ недѣлимыхъ.» Тоже самое начало принимается и всѣми другими экономистами, которые на немъ основываютъ свою мысль о невозможности вредной для общества коллизін между его членами въ случаѣ свободы промышленности и отсутствія организація Эту мысль мы назвали гипотезоії, и дѣйствительно нельзя отрицать того, что она выведена совершенно a priori, наперекоръ самымъ несомнѣвнымъ, нагляднымъ, факгамъ. Что по существу своему интересъ частный и интересъ общественный должны быть едины и тождественны въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія. Но что это единство, это тождество существуетъ на самомъ дѣлѣ, въ настоящее время и при нынѣшнемъ устройствѣ обществъ съ этимъ довольно трудно согласиться. Въ сліяніи пользы общественной съ пользою частной заключается высшій идеалъ, къ которому стремится человѣчество; и мѣра этого сліянія составляетъ самый вѣрный критеріумъ для оцѣнки общественной организаціп, которая тогда только достигнетъ высшей степени разумности и совершенства, когда уничтожитъ самую возможность столкновеній между интересомъ частнымъ и интересомъ общимъ. Но можно ли утверждать серьёзно, что солидарность частныхъ интересовъ, необходимое условіе для достижевія этого идеала, уже осуществилась на самомъ дѣлѣ? Развѣ не встрѣчаемъ мы на каждомъ шагу, во всѣхъ сферахъ человѣческой дѣятельности, глубокій разладъ силъ и страшный антагогонизмъ индивидуальныхъ стремленій ? Развѣ во всякой стране не находимъ мы рѣзкой противоположности между выгодами различныхъ мѣстностей и въ каждой мѣстности между выгодами различныхъ семействъ, въ каждомъ семействѣ между выгодами различныхъ его членовъ? Въ экономической сферѣ это разъединеніе силъ еще очевиднѣе, чѣмъ гдѣ-либо; оно порождаетъ въ современныхъ обществахъ постоянную, безконечную борьбу между частными интересами, борьбу между различными отраслями промышленности, между отдѣльными вѣтвями однихъ и тѣхъ же промысловъ, между различными классами производителей, между производителями и потребителями, между землевладѣльцами и земледѣльцами, между капиталистами и работниками, между работниками и работниками. Интересъ капиталиста состоитъ въ томъ, чтобы понижать задѣльную плату; интересъ работника въ томъ, чтобы ее возвышать. Цѣль каждаго капиталиста - подорвать другія однородныя предпріятія и раззорить своихъ соперниковъ, цѣль каждаго работника лишить своихъ совмѣстниковъ занятаго ими мѣста и сопряженнаго съ нимъ куска хлѣба. Выгода производителя продавать продукты какъ можно дороже, выгода потребителя — покупать ихъ какъ можно дешевле. И послѣ этого экономисты рѣшаются говорить о солидарности интересовъ, о невозможности коллизіи и борьбы. «Интересъ общественный — говорятъ есть нечто иное, какъ соединеніе всѣхъ интересовъ частныхъ.» Но соединять интересы взаимно-противоположные, отвѣчаетъ имъ на это дѣйствительность, значитъ складывать тамъ, гдѣ слѣдуетъ вычитать, выводить общій итогъ изъ суммы величинъ положительныхъ съ величинами отрицательными. Утверждать при такомъ порядкѣ вещей, что организація безполезна, что надо сложить руки и равнодушно смотрѣть на безпорядокъ, значитъ утверждать законность анархіи и необходимость разлада. Тамъ, гдѣ господствуетъ всеобщая разрозненность интересовь, смѣшно полагаться на неограниченный ОНИ - произволъ враждующихъ, какъ на лучшее средство для водворенія мира и согласія. Въ сферѣ экономической, точно также какъ и во всѣхъ другихъ сферахъ общественной дѣятельности, порядокъ и гармонія не рождаются сами собой изъ нестройной борьбы противоположныхъ стремленій. Забывая эту истину и стараясь удовлетворить всѣмъ интересамъ посредствомъ сохраненія существенныхъ условій ихъ разъединенія и вражды, экономисты трудятся очевидно надъ рѣшеніемъ неразрѣшимаго вопроса - отыскиваютъ сознательно квадратуру круга. Они не хотятъ понять, что неограниченная свобода только тамъ и возможна, гдѣ безусловно невозможны столкновенія и раздоры; пока не осуществилось это послѣднее условіе, только общественная власть, представительница интересовъ всѣхъ и каждаго, можетъ своимъ вмѣшательствомъ обуздывать сильныхъ, покровительствовать слабымъ, отвращать несправедливости и противодѣйствовать безпорядку. Отрицая необходимость такого вмѣшательства и опираясь при этомъ на мнимое единство индивидуальныхъ цѣлей, экономисты вступаютъ въ противорѣчіе съ самыми очевидными фактами и недобросовѣстно предполагаютъ дѣйствительное существовавіе того, къ чему мы еще только стремимся и приближаемся, ществованіе всеобщей солидарности интересовъ и прочной ассоціація между производительными силами. - cy Другой аргументъ экономистовъ въ пользу свободы промышленности носить на себѣ также характеръ гипотезы, и притомъ гипотезы самой произвольной и несбыточной. Желая доказать, что въ экономическомъ мірѣ стоитъ только предоставить промышленность на произволъ случая, чтобъ достигнуть самыхъ блистательныхъ результатовъ, послѣдователи Смита включили въ число самыхъ непреложныхъ аксіомъ науки, не требующихъ даже и доказательствъ по причинѣ своей очевидности, мысль о постоянномъ сохраненіи равновѣсія между производительностію и потребленіемъ въ случаѣ независимости промысловъ отъ вмѣшательства власти. Эта мысль, подобно предъидущей, есть не болѣе, какъ неосновательное предположеніе, вовсе не сообразное съ дѣйствительностію. На каждомъ шагу опытъ противорѣчитъ этой гипотезѣ, доказывая, что несоразмѣрность производства съ потребленіемъ есть нормальный фактъ современныхъ обществъ и необходимое послѣдствіе отсутствія твердой и разумной организаціи труда. Ежедневно мы видимъ, что производительность народа, предоставленная собственнымъ силамъ и лишенная возможности угадать требованія потребителей, обгоняетъ въ своемъ лихорадочномъ движеніи естественное развитіе если не нуждъ, то по-крайней-мѣрѣ средствъ потребляющаго народонаселенія. Въ послѣдніе пятдесятъ лѣтъ безпрестанно случалось, что страшные кризисы, что слѣдствіе загроможденія рынковъ не находившими для себя покупателей продуктами, потрясали самыя основанія общественнаго благоустройства, раззоряли и капиталистовъ и работниковъ, пускали по міру милліоны людей и отзывались губительнымъ образомъ не въ одномъ экономическомъ, но и въ нравственномъ упадкѣ рабочихъ классовъ. Этого мало. Промышленные кризисы можно, пожалуй, разсматривать какъ случайныя, обусловленныя внѣшними причинами, отступленія отъ общаго правила; но развѣ при нормальномъ, обыкповенномъ ходѣ событій мы не находимъ также безпрестанныхъ и весьма значительныхъ измѣненій въ цѣнности товаровъ, раззоряющихъ поперемѣнно то производителей, то потребителей, иногда внезапнаго упадка цѣнъ, слѣдствія излишества въ предложеніи, иногда, слѣдствія невозможности напротивъ, неожиданнаго повышенія ихъ, предвидѣть увеличеніе спроса? Есть ли какое-нибудь средство объяснить эти факты, если предположить вмѣстѣ съ экономистами, производство и потребленіе постоянно уравновѣшиваются другъ съ другомъ, по самой силѣ вещей, по какому-то таинственному, непостижимому для пасъ закону? И притомъ, не говоря уже о фактахъ, явно противорѣчащихъ этой гипотезѣ, спрашиваемъ: въ чемъ заключаются логическія ея основанія ?. Въ необходимомъ единствѣ между интересомъ каждаго частнаго лица и интересомъ цѣлаго общества, отвѣчаютъ экономисты. Но этимъ отвѣтомъ трудно удовольствоваться тому, кто не раздѣляетъ мистическихъ вѣрованій школы Смита въ частнаго интереса. Допустимъ непогрѣшимость и всемогущество даже, что интересъ каждаго бываетъ всегда единъ съ интересомъ всѣ съ : какое право имѣемъ мы выводить изъ этого начала то заключеніе, что недѣлимое всегда стремится самымъ вѣрнымъ путемъ къ своей настоящей цѣли? Выгода самого производителя -- говорятъ экономисты - состоитъ въ томъ, чтобы соразмѣрять свое производство съ нуждами и средствами потреблевія. Положимъ, что это такъ. Но кто же поручится намъ за то, что каждый производитель будетъ имѣть довольно проницательности и ловкости, для того, чтобы достигнуть этої цѣли? Одного добраго намѣренія въ этомъ дѣлѣ еще недостаточно: необходимо имѣть кромѣ того способность и средства къ его исполненію. Но, во-первыхъ, не всѣ производители одинаково способны и проницательны, а во-вторыхъ, при безпорядочной конкуренціи и неограниченной свободѣ производства, ни одинъ изъ нихъ не имѣетъ возможности узнать съ точностію настоящее отношеніе предложенія къ спросу и предвидѣть заранѣе тѣ случайныя измѣненія, которымъ безпрестанно подвергается это отношеніе. А чего нельзя предвидѣть, съ тѣмъ разумѣется нельзя и соображаться. Равновѣсіе между предложеніемъ и спросомъ было бы возможно |