Разбойники, разбойники!... завопилъ неожиданно купец, выхватывая изъ рукъ Ермолая зеленыя замшевыя рукавицы, которыя тотъ не подумалъ второпяхъ спрятать : братцы! вяжи ихъ!! братнины рукавицы!... знать они его ограбили.... крути ихъ!...

- Эй.... держи !... вяжи !... держи !... раздалось со всѣхъ сторонъ въ кабакѣ, и толпа мужиковъ обступила бродягъ. - Чего вы, дьяволы! ну, что! кричалъ Ермолай, становясь въ оборонительное положеніе: ну, что вамъ надо!?... Откуда у тебя рукавицы? разбойникъ!... произнесъ ку

На дорогѣ нашелъ !...

Врешь, собачій сынъ!... сказалъ цаловальникъ, вытаскивая въ эту самую минуту изъ-за пазухи Ермолая замшевый бумажникъ и показавъ его съ торжествующимъ видомъ бродягѣ:а это что?...

Не прошло минуты, какъ уже Ермолай лежалъ въ саняхъ, связанный по рукамъ и по ногамъ; Петрушку также выводили изъ кабака; проходя мимо товарища, онъ сказалъ дрожащимъ, прерывающимся голосомъ:

Братцы.... отпустите меня.... за что вы меня тащите.... это вотъ онъ съ своимъ братомъ.... мужикъ тотъ... сѣдой-то.... обобрали купца.... отпустите!...

Какъ! убили!! завопилъ купецъ, вбѣгая въ сѣни : — обобрали !...

И онъ кинулся какъ полоумный вонъ изъ избы.

Эй, цаловальникъ ! хозяинъ, закричалъ Матвей Трофимычъ рыжему Борису, все еще хлопотавшему подлѣ Ермолая: посылай скорѣй въ ихъ вотчину.... въ накладѣ не будешь.... скорѣй парня на лошади посылай въ ихъ деревню за десятскимъ.... за управляющимъ.... да ну, братъ, проворнѣй!...

Пока прикручивали Петра, въ дверяхъ кабака послышался страшный шумъ, въ то же время на порогѣ показалось нѣсколько мужиковъ, державшихъ Антона; ухвативъ старика кто за что успѣлъ, они тащили его по полу съ такою яростію, что даже не замѣчали, какъ голова несчастнаго, висѣвшая на бокъ, стукалась о земь. Глаза Антона были закрыты, и только судорожное вздрагиваніе вѣкъ и лба свидѣтельствовало о его жизни. Сквозь стиснутые зубы и на блѣдныхъ губахъ его проступала кровь. Тол

стоватый ярославецъ казалось болѣе другихъ былъ въ бѣшенствѣ; онъ не переставалъ осыпать его ударами.

Вяжи его, разбойника.... вяжи!... кричалъ онъ, хриплымъ голосомъ: — вишь, какъ надуль.... мошенникъ... надулъ, собак.... а я-то, волкъ меня съѣшь, еще плакалъ-было надъ нимъ.... тащи его!... разбойника!... вяжи его ! вяжи !...

Эй, Степка, бери скорѣй лошадь, валяй въ Троскино село, сказалъ цаловальникъ вбѣжавшему дворнику : — ступай прямо къ управляющему, зови его сюда.... да скажи, чтобъ слалъ народу, разбойниковъ вишь поймали изъ ихъ вотчины.... ступай скорѣй!...

Тотъ опрометью кинулся подъ навѣсы.

Немного погодя, Степка мчался что есть духу по дорогѣ въ Троскино.

Рыжій Борись, Матвѣй Трофимычъ и еще нѣсколько человѣкъ изъ мужиковъ стояли между тѣмъ на крылечкѣ, махали руками и кричали ему вслѣдъ :

• Ступай, не стой.... мотри, скорѣй... зови управляющаго, зови народъ.... погоняй, не стой!!..

XI.

ЗАКЛЮЧЕНІЕ.

Недѣлю спустя послѣ происшествія въ кабакѣ, на улицѣ села Троскина толкалась почти вся деревня; каждый, и малый и взрослый, хотѣлъ присутствовать при отправленіи разбойниковъ. Пестрая толпа изъ мужиковъ, бабъ, дѣвокъ, ребятъ и даже младенцевъ, которыхъ заботливыя матери побаивались оставить однихъ-одинешенькихъ въ качкахъ, окружала съ шумомъ и говоромъ двѣ подводы, запрежонныя парою тощихъ деревенскихъ клячь. Въ телѣгахъ покуда никого еще не было. Прислонившись къ одной изъ нихъ, стояли другъ подлѣ дружки два сѣдые старика въ рыжеватыхъ коротенькихъ полушубкахъ, туго подтянутыхъ ремнемъ; мѣдныя восьмиугольныя бляхи, пришитыя къ правой сторонѣ груди каждаго изъ нихъ, и обритыя бороды давали знать, что это были никто иные какъ наемные сотцкіе изъ стана. Оба дружелюбно разговаривали съ молодымъ

парнемъ, которому въ качествѣ хозяина очередной подводы слѣдовало везти конвойныхъ до ближняго острога. Поодаль отъ этой группы находился служивый этапной команды; опершись на ружье и повернувшись спиною къ хозяину другой телѣги, малому лѣтъ 16, онъ то-и-дѣло поглаживалъ щетинистый усъ свой и вслѣдъ за тѣмъ лукаво подмигивалъ близь стоявшимъ бабамъ. По другую сторону подводъ сидѣли, при– слонившись на ось, кузнецъ Вавила и его помощникъ. Послѣдній расположился на кожанномъ мѣшкѣ, изъ котораго выглядывали желѣзные кольцы и молоты; онъ свирѣпо почесывалъ затылокъ и, закинувъ голову назадъ, всматривался почему-то очень пристально въ небо, покрытое густыми, бѣловатыми тучами. Къ нимъ-то толпа и напирала сильнѣе всего.

Каждый старался просунуть голову, чтобы только хоть вскользь да поглядѣть на новыя березовыя колодки, лежавшія грудой у ногъ Вавилы.

Высокій, плѣшивый старикъ, стоявшій впереди другихъ, не утерпѣлъ даже, чтобы не прикоснуться къ нимъ нѣсколько разъ

ногою.

Эки штуки!... произнесъ онъ наконецъ, проворно отдергивая ногу.

А чего надо? сказалъ сурово Вавила :

что ли?...

не видалъ,

Нѣтъ, не приводилось, отвѣчалъ тотъ съ сожалѣніемъ : занятно больно....

- А что, дядя Вавила, я чай, куды тяжелы станутъ? спросила въ свой чередъ красная какъ макъ и востроносая какъ птица баба, вытягивая впередъ длинную, костлявую свою шею.

Вистимо, тяжелы.... попробуй.... отвѣчалъ кузнецъ.

Ну, ты что лѣзешь.... нешто не видала? пошла, вотъ какъ двину!... вымолвилъ высокій плѣшивый старикъ, выжимая востроносую бабу изъ толпы и снова устремляя круглые предметъ всеобщаго любопытства.

свои глаза на колодки

Гдѣ ты ихъ срубилъ, дядя Вавила? въ осинникѣ, что ли? вымолвила румяная, курносая дѣвка, повязанная жолтымъ платкомъ, высунувъ голову изъ-за плечь сгорбленой, сморщеной старушенки.

- А тебѣ на-што?...

— Эхъ, я чай, побредетъ теперь нашъ Антонъ, замѣтилъ ктото далѣе: — вотъ привелось на старости лѣтъ надѣть сапожки съ какой оторочкою....

По-дѣломъ ему, мошеннику !... а разѣ кто велѣлъ ему на старости лѣтъ принять такой грѣхъ на душу... шуточное дѣло, человѣка обобрать !...

Да, братцы, не думали, не гадали про него, началъ опять другой: дались мы диву: чтой-то у насъ за воры поветого обобрали да другого, вотъ намедни у Стегнѣя все полотно вытащили.... а это знать все они чудили.... Антон-отъ видно и подсоблялъ имъ такія дѣла править.... знамо, окромя своего некому провѣдать у кого что есть....

По-дѣломъ ему, мошеннику, по-дѣломъ.... что вы его, разбойника, жалѣете, братцы....

Тетка Ѳедосья, была ты ономнясь на улицѣ, какъ провели ту побирушку-то, что къ намъ бывало на деревню шлялась?.. Нѣтъ, матушка, не привелось видѣть; вѣдь она, сказываютъ, мать тому бѣдному-то?

гово

Мать.... Трифонъ Борисовъ баилъ, ужь такая-то, ритъ, злыдная, нивѣсть какая злыдная; руку, говорить, чуть было не прикусила ему, какъ вязать-то ее зачали.

Что ты?

Провалиться мнѣ на этомъ мѣстѣ, коли не сказывалъ.... вотъ, тетка Ѳедосья, и на умѣ ни разу не было, чтобы она была таковская.... поглядѣть, бывало, смирная, смирная.... еще и хлѣбушки подашь ей, бывало....

Словомъ, всюду въ толпѣ, окружавшей подводы, раздавались толки и пересуды.

Но вдругъ толпа зашумѣла громче, и со всѣхъ сторонъ раз«ведуть! ведутъ!»

Дались голоса: -((

На противоположномъ концѣ улицы показались тогда Ермолай, Петръ, Архаровна и Антонъ; впереди ихъ выступалъ съ озабоченнымъ, но важнымъ видомъ Никита Ѳедорычъ, провожаемый соцкими и старостами; по обѣимъ сторонамъ осужденныхъ шли нѣсколько человѣкъ этапныхъ солдатъ въ полной походной формѣ, съ ружьемъ и ранцемъ; позади ихъ валила толпа народу. Между нею и Антономъ, который шелъ позади товарищей, тащилась, переваливаясь съ ноги на ногу и припадая безпрестанно на колѣни, Варвара, сопровождаемая Ванюшею

и его сестрою, ревѣвшими на всю деревню. Въ сторонѣ отъ всѣхъ бѣжала, то тискаясь, то разсыпаясь, пискливая ватага девченокъ и ребятишекъ. Рыженькая хромая дѣвочка, прыгая на одной ножкѣ и коверкаясь какъ бесенокъ, опережала всѣхъ. Пошли прочь! крикнулъ сердито Никита Ѳедорычъ, расталкивая мужиковъ и бабъ, тѣснившихся вокругъ телѣгъ : чего стали ?... пошелъ, говорю. Ну, ты вставай да набей-ка имъ колодки, мошенникамъ. А вы смотрите, братцы, продолжалъ онъ, обращаясь ласково къ старикамъ сотцкимъ и солдатамъ: - не зѣвайте, держите ухо востро. Никита Ѳедорычъ отошелъ нѣсколько въ сторону.

Вавила приступилъ немедля къ исполненію приказанія.

Въ толпѣ воцарилось глубокое молчаніе, такъ что съ одного конца улицы въ другой можно было ясно разслышать удары молотка, которымъ кузнецъ набивалъ колодки.

Эхъ, брать, Вавила! произнесъ бойко Ермолай, подставляя ногу: воть гдѣ привелось свидѣться.... помнишь, кумъ, какъ пивали вмѣстѣ? лихой, братъ, былъ ты парнюха!

Садись, мошенникъ! сказалъ ему Никита Ѳедорычъ : садись; вотъ погоди-ка тебѣ покажутъ парнюху.

Ермолай съ помощію сотцкихъ взгромоздился на телѣгу подлѣ Архаровны и Петра.

Когда очередь пришла Антону и Вавила, усадивъ его на ось телѣги, ударилъ въ первый разъ по колодкѣ, посреди столкнувшей толпы раздался вдругъ такой пронзительный крикъ, что всѣ невольно вздрогнули; почти въ то же время къ ногамъ Антона бросилась Варвара; мужики впихнули за ней Ваню и Аксюшку. Понява Варвары распадалась лохмотьями, волосы ея, выпачканные грязью, обсыпали ей спутанными комками лицо и плечи, еле-еле прикритыя дырявою рубахой. Въ безпамятствѣ своемъ она ухватилась обѣими руками за ноги мужа, силясь сорвать съ нихъ колодки.

Отецъ ты нашъ.... отецъ, батюшка.... ой, родные, спасите.... вы меня.... не пущайте его, родного сиротинушку, на кручину лютую.... на кого-то, отецъ, оставишь ты насъ горемычныхъ!...

Далѣе ничего нельзя было разобрать; протяжное рыданіе заглушило ея несвязную рѣчь. Ваня и сестра его стояли неподвижно подлѣ дяди и обливались слезами.