съ тѣмъ, чтобы по отпечатаній представлено было въ Ценсурный Комитетъ узаконенное число экземпляровъ. Санктпетербургъ, декабря 31 дня 1839 года. Ценсоръ В. Бекетовъ.

Наконецъ истекло тысячелѣтіе со времени изгнанія варяговъ за море, происшествія, съ котораго въ нашихъ лѣтописяхъ начинается непрерывный разсказъ о событіяхъ русской исторіи. Умѣвшіе выгнать соединенными силами чужеземцевъ, но неумѣвшіе управиться между собою, послѣ испытаннаго на себѣ чужеземнаго вліянія, славянскія и чудскія племена сѣверо-западной Россіи призвали къ себѣ снова иноплеменниковъ, но уже другихъ, и на иныхъ основаніяхъ. Послушаемъ нашу лѣтопись, единственный источникъ объ этомъ

событіи.

«Въ лѣто 6368. Въ лѣто 6369. Въ лѣто 6370 изгнаша Варяги за море ■ не даша имъ дани, и начаша сами въ собѣ володѣти, и не бѣ въ нихъ правды, и въста родъ на родъ, быша въ нихъ усобицѣ и воевати почаша сами на ся. Рѣша сами въ себѣ: поищемъ собѣ князя,

иже бы володѣлъ нами по праву. Идоша за море къ Варягомъ Руси : сице бо ся зваху тыи Варязи Русь, яко се друзіи зовутся Свое, друзіи же Урмяне, Англяне, друзіи Гъте, тако и си. Рѣша Руси Чудь, Словени и Кривичи и Вся: Земля наша велика и обильна, а наряда въ ней нѣтъ, да поидѣте княжить и володѣти нами. И избрашася 3 братья съ роды своими, пояша по собѣ всю Русь и придоша: старѣйшій Рюрикъ сѣде въ Новѣградѣ, а другій Синеусъ на Бѣлѣ озерѣ, а третій Изборстѣ Труворъ. Отъ тѣхъ прозвася Руская земля Ноугородци, ти суть людье Ноугородци отъ рода Варяжьска, преже бо бѣша Словѣни. По дву же лѣту Синеусъ умре, и братъ его Труворъ, и прія власть Рюрикъ, и раздая мужемъ своимъ грады: овому Полотскъ, овому Ростовъ, а другому Бѣло озеро. И по тѣмъ городомъ суть находници Варязи, а первіи насельници въ Новѣ городѣ Словѣне, Полотьски Кривичи, въ Ростовѣ Меря, въ Бѣлоозерѣ Весь, въ Муромѣ Мурома, и тѣми всѣми обладаше Рюрикъ» (1).

Прежде разсмотрѣнія самаго факта, слѣдуетъ стать на ту точку зрѣнія, на которой находился лѣтописецъ, чтобъ не приписывать ему того, о чемъ онъ не думалъ, и не выводить изъ сказаннаго имъ того, чего не слѣдуетъ.

Варяги есть составленное по славянски скандинавское слово Vaeringiar; а у скандинавовъ, это слово есть переводъ греческаго слова собариты что значитъ союзники, или точнѣе, по смыслу, присяжные воины; этимъ именемъ назывались составленныя изъ ино

земцевъ наемныя дружины, служившія у римскихъ, потомъ у визан— тійскихъ императоровъ. Съ ХI вѣка, начали въ византійской имперіи появляться въ рядахъ этихъ служилыхъ иноземцевъ, скандинавы или норманны и перевели на свой языкъ греческое слово додерато словомъ Vaeringiar. Оно въ скандинавскихъ былинахъ (сагахъ) появляется подъ 1040 г. по поводу разсказа о пребываніи въ Греціи норвежскаго принца Гаральда Гардраде (2). Эти варяги проходили изъ своего отечества черезъ Россію водянымъ путемъ по Днѣпру и Двинѣ, какъ объ этомъ свидѣтельствуютъ наши лѣтописи:

«Бѣ путь изъ Варягъ въ Греки и изъ Грекъ по Днѣпру, и верхъ Днѣпра волокъ до Ловоти, внити въ Илмерь озеро великое, изъ него же озера потечеть Волховъ и вътечеть въ озеро великое Нево, того озера внидеть устье въ море Варяжское и по тому морю идти до Рима, а отъ Рима прити по тому же морю ко Царюгороду, а отъ

(1) Полн. Собр. Русск, Лѣг. 1. 8.

" (3) Haud din in exercitu versatus erat Haraldus, cum Vaeringi si magno studio ad eum applicare coeperunt qui, quotiescunque praelia fiebant, omnes una se consociebant; unde factum est ut Haraldus omnium Vaeringorum praefectus fieret (Antiq, russes. 1. 362.)

Царягорода прити въ Понтъ море, въ неже втечеть Днѣпръ рѣка. Днѣпръ бо потече изъ Оковьскаго лѣса и потечеть на полдъне, а Двина изъ того же лѣса потечеть, а идеть на полунощье и видеть въ Море Варяжьское, изъ того же лѣса потече Волга на въстокъ, и вътечеть семьюдесять жерелъ въ море Хвалисьское. Тѣмже изъ Руси можеть ити въ Болгары и въ Хвалисы, на въстокъ доити въ жребій Симовъ, а по Двинѣ въ Варяги, изъ Варягъ до Рима, отъ Рима до племени Хамова. А Днѣпръ втечеть въ Понетьское море жереломъ, еже море словеть Руское, по нему же училъ святый Андрей брать Петровъ (3).

Русскіе, ознакомившись съ жителями прибалтійскаго прибрежья, въ лицѣ проходившихъ чрезъ свои земли варяговъ, стали обращать это имя вообще на страны, откуда являлись къ нимъ эти проходимцы. Подъ варягами разумѣли не одинъ какой нибудь народъ, а неопредѣленную массу народовъ, жившихъ при морѣ, которое у русскихъ получило названіе Варяжскаго отъ служилыхъ иноземцевъ, проходившихъ черезъ земли русскихъ славянъ. Такъ какъ Балтійское море было главнѣйшимъ путемъ сообщенія съ западной Европой, въ особенности Новгорода и прилежащихъ къ нему сѣверорусскихъ странъ, то скоро значеніе варяжскаго стало еще обширнѣе: римско-католическая вѣра, называлась варяжскою, католическая церковь носила названіе варяжской божницы и римско-католическаго священника звали варяжскій попъ (4). Широкое значеніе слова варягъ въ нашихъ лѣтописяхъ можетъ служить однимъ изъ доказательствъ того, что лѣтописи эти составились не ранѣе второй половины ХІ вѣка. Когда лѣтописецъ, разсказывая о событіяхъ ІХ вѣка, упоминает о варягахъ, то значитъ, что онъ употребляеть то названіе, какое существовало въ то время, когда онъ жилъ самъ, а не то, которое было въ тѣ времена, когда описываемыя имъ событія совершались. Въ договорахъ Олега и Игоря, заключенныхъ прежде и дошедшихъ къ лѣтописцу цѣликомъ, нѣтъ слова «варяги», да и быть его не могло, потому что люди, составлявшіе этотъ договор, не были варягами (Vaeringiar). Впослѣдствіи поморье варяжское не ограничивалось одними жилищами скандинавовъ; такъ и въ волынской лѣтописи къ поморью варяжскому причисляются страны славянскія: напр. «Она бо бѣ рода князей сербскихъ, съ Кашубъ, отъ поморія Варяжскаго» (5).

Слово варягъ въ XI, XII и XIII вѣкахъ значило въ нѣкотором смыслѣ тоже, что теперь слово нѣмецъ у простолюдиновъ, означающее вообще западнаго европейца, или черкесъ въ смыслѣ жителя

(3) Поли. Собр. Русск. Лѣт. 1. 3.

!

(1) Новгор, лѣт. 1. 35. -Отвѣты Изяславу преп. Ѳеодосія (*) Полн. Собр. Русск. Лѣтоп. 11. 227

кавказскихъ горъ, хотя подъ этимъ именемъ могутъ скрываться разноплеменные народы. Превращеніе, совершившееся у нашихъ предковъ со словомъ варяги, повторилось въ близкое намъ время еще разительнѣе со словомъ цесарцы. Такъ южно-руссы называли недавно еще ходившихъ у насъ австрійскихъ подданныхъ съ коробками, откуда продавались: гранаты, бусы, духи, гофманскія капли и приворотные корешки. Народъ не пускался въ изслѣдованія, какого происхожденія были люди съ коробками, въ курткахъ и коротенькихъ синихъ плащахъ; между ними были и венгерцы, и словенцы, и словаки, и русины... для южно-русса, они были всѣ цесарцы, и земля, откуда они приходили (или лучше сказать сторона, съ которой они появлялись), носила въ народѣ названіе цесарщины, не въ томъ однако смыслѣ, что она управляема какимъ то цесаремъ, а въ томъ, что оттуда выходили люди, называемые цесарцами. Такимъ образомъ съ одной стороны, еслибъ появился человѣкъ съ коробкою изъ государства, вовсе не входящаго въ австрійскую имперію, онъ былъ бы цесарецъ; а съ другой, еслибы прибыли люди не съ коробками. но изъ за границы, съ той стороны откуда народъ привыкъ ожидать появленія цесарцевъ, то о такихъ людяхъ сказалибъ, что они пріѣхали изъ цесарщины.

Варяговъ, по извѣстіямъ лѣтописцевъ, было много родовъ: одни назывались русь, другіе свое, третьи урмяне, четвертые гъте. Вѣроятно въ головѣ лѣтописца ихъ было и больше, да онъ не счелъ нужнымъ здѣсь всѣхъ пересчитывать, потому что привелъ ихъ единственно для того, чтобъ отличить отъ другихъ варяговъ тѣхъ изъ нихъ, которые назывались русь, дабы читающій зналъ, что русь не свое, не урмяне, не англяне, но готы и не что другое еще, а русь. Такимъ образомъ, смотря съ точки зрѣнія лѣтописца, никакъ нельзя искать приглашенныхъ къ славянамъ князей съ ихъ дружинами, ни у шведовъ, ни у норвежцевъ, ни у англовъ, ни у готландцевъ, однимъ словомъ ни у кого, а надобно искать ихъ единственно въ народѣ, жившемъ на балтійскомъ побережьѣ, и называемомъ русь. Нельзя искать руси и у прибалтійскихъ славянъ, какъ думали нѣкоторые ученые, увлекаясь желаніемъ призвать оттуда своихъ князей по чувству единоплеменности. Лѣтописецъ зналъ прибалтійскихъ славянъ, именовалъ ихъ общимъ именемъ ляховъ, отличалъ ихъ отъ другихъ ляховъ, обозначая именемъ лутичей и поморянъ и, безъ сомнѣнія, не умолчалъ бы объ этомъ, еслибъ въ самомъ дѣлѣ новгородцы нашли себѣ тамъ владѣтелей. Что же касается до попытки находить ихъ у скандинавовъ, попытки, обратившейся въ каноническое правило, то ни отрицая, ни принимая этаго какъ фактъ безотносительно къ источникамъ, мы должны прямо от